Патриция вздохнула. Так ли уж нужен Джерому древний медальон? Уж не прельстился ли пресыщенный жизнью проходимец воином из племени пушту? Впрочем, Джером был прав в главном: один из родичей Арьяна действительно сражался в Сирии. Патриция, листая фотографии, рассматривала каменистые склоны пустынных гор. Унылый пейзаж несколько оживляла ослепительная лазурь небес и открытые лица людей — мужчин и женщин. Персонажи фотоснимков, все до одного, были одеты в камуфляж, все вооружены. На лицах печать особой солдатской решимости и специфического, не свойственного европейцам, задора. Среди прочих, обнаружились и снимки каменистой, выжженной солнцем желтой равнины, усеянной останками боевой техники, облака бомбовых разрывов, стреляные гильзы. Люди в камуфляже поодиночке и группами фотографировались на этом фоне. Все они казались молодыми, сильными, преисполненными желания сопротивляться судьбе, убивать или пасть в бою, защищая или отвоёвывая… что? Патриция листала изображения. Руины. Поля руин. Лабиринты руин. Рождение, учение, свадьба и смерть — вся жизнь среди руин. На одной из фотографий она узнала светловолосого мальчика с гаджета Джерома. Он сидел на валуне среди пустынных серых холмов. Пейзаж за спиной мальчика напоминал горы Курдистана — бесплодные и пустые места, обиталище вечной войны. Следующая фотография изображала троих мужчин в комнате с белыми, оштукатуренными стенами. Все трое босые, в традиционных для курдов головных уборах. Усатые, весёлые, они расположились на низких диванах под гобеленами с изображениями Иисуса и Элвиса Пресли. Их оружие — русские автоматы тут же сложены на одном из диванов в углу. Патриция, прежде чем приступить к чтению письма, особенное внимание уделила именно этой картинке. Английский язык Шерали Хана был безукоризненным, стиль очаровывал. Патриция погрузилась в чтение. Ей немного мешали звуки, доносившиеся из-за стены. Грудной ребёнок в соседней квартире плакал громко и подолгу. Наконец, ей вполне удалось сосредоточиться на чтении.