– Я просил бы вас, синьор Муссолини, не оскорблять его величества, – почти прорычал капитан, и рука его вновь легла на рукоять пистолета. – Я офицер корпуса карабинеров его величества и не позволю!..
Муссолини запнулся на полуслове и очумело уставился на капитана. «Будь ты проклят, идиот, вместе со своим “его величеством”!» – отчетливо читалось в воспаленном взгляде дуче. Как он жалел сейчас, что и его рука не может с такой же легкостью нащупать кобуру, а в ней – рукоять пистолета.
– Мое уважение к королю столь же глубоко, сколь и ваше, – совершенно неожиданно для себя проговорил Муссолини. И сразу же понял: это сработал инстинкт самосохранения. Спасение виделось в том, чтобы примириться с карабинером. – Да, сколь и ваше, капитан! – почти патетически воскликнул он. – И прошу иметь это в виду.
Муссолини вновь повернулся к Ринченци спиной и решительно ступил к обрыву.
– Я требую остановиться! – испуганно выкрикнул капитан. Только теперь, впервые, он поверил, что Муссолини действительно способен решиться на последний шаг.
– Да не собираюсь я отсюда бросаться, – насмешливо успокоил его дуче, – как вам могло прийти такое в голову?
– Но если бы такое взбрело в голову вам, синьор Муссолини, то уж, извините: пришлось бы послать пару пуль вдогонку.
«У тебя была последняя возможность уйти из этого мира, как подобает “вождю нации”, – добавил про себя капитан. – Но ты цепляешься за эту жизнь, как приговоренный к повешению – за петлю. Надеешься, что немцы сумеют вытащить из нее? Так вот, это им не удастся».
– Нам пора. В отель вас приказано вернуть живым или мертвым.
– Понимаю. Вам доставляет удовольствие чувствовать власть над самим… – Муссолини не досказал, с сожалением посмотрел на капитана, повернулся и в последний раз взглянул на открывшуюся ему вершину горы.
32
Туман уже почти развеялся и очертания ее стали еще более отчетливыми. Теперь вершина явственно напоминала надгробие, только уже полуразрушенное, с покосившимся обелиском. И очень кстати где-то вдалеке, между силуэтами гор, заискрился на расцветшем солнце шпиль храма.
– Наше время действительно истекло, синьор Муссолини, – чуть добрее объяснил Ринченци. – Мне и так влетит за то, что уступил вашим просьбам и вывел на прогулку. Смог сделать это лишь потому, что инспектор Полито спустился вниз. И что понимаю: время от времени вам необходимо подышать свежим воздухом.
«Наполеон лично водил солдат в Россию, – не слушал его Муссолини. Подчиняясь требованию капитана, он направился к отелю, однако мысли его витали не над вершиной Абруццо. – Бонапарт сам участвовал во многих боях. Командовал войсками. Отправлялся с ними то в Испанию, то в Польшу, то в Россию. Солдаты относились к нему, как к своему сослуживцу, обычному армейскому офицеру. Храброму офицеру – что для них немаловажно. Вот почему он смог покинуть Эльбу и пройти через всю Францию до стен Парижа, – швырял себе в лицо Муссолини, всматриваясь в островерхую крышу отеля, как в шпиль Пале-Рояля. – Он был убежден: войска верны ему и пойдут за ним. А еще – у Наполеона не было продажного маршала Бадольо, – проскрежетал зубами дуче. – Обласканного тобой, осыпанного титулами и почестями».
33
Пока официантка сервировала столы, Эрнст кивком головы отозвал Штубера к окну.
Он был еще слишком молод для «специалиста по Африке», лет двадцать пять – двадцать шесть, не больше. Крупное, тоже близкое к африканскому типу, смуглое лицо, на цвет которого хорошо накладывался африканский загар. Впрочем, немало таких грубоватых лиц встречается и в городках австрийских Альп. А Виммер-Ламквет говорил с заметным австрийским произношением, что, наверное, очень импонировало «закоренелым венцам» Скорцени и Кальтенбруннеру.
– Как там на Украине, гауптштурмфюрер?
– Везде царит новый порядок. Согласно предписаниям фюрера…
– Я не об этом, – поморщился Эрнст. Ему не хотелось вести этот важный для него разговор в той манере, которую ему навязывал Штубер. – Удается ли там создавать национальные формирования? Появляются ли хоть какие-то новые личности? Я имею в виду – кроме тех, уже известных нам, лидеров из числа давних приверженцев национал-социализма.
– Простите… – Штубер не знал чина Виммера-Ламквета и затруднялся найти форму обращения. Но то ли «африканец» не понял смысла его заминки, то ли предпочитал не засвечивать свой чин. – Вы считаете, что на это обстоятельство пришла пора обратить особое внимание?
– Очень жаль, что пока далеко не все понимают: пора! Поверьте, если бы я не сумел активно использовать противоречия между черными и англичанами, межплеменную вражду и амбиции некоторых несостоявшихся или невовремя состарившихся вождей и их наследников, мне не удалось бы «постажироваться» в Африке и два-три месяца.
– Я наслышан о ваших методах.