Похищение Муссолини

В кабинете вдруг воцарилось гробовое молчание. Кто-то из летчиков-планеристов невольно приподнялся и так, в полусогнутом состоянии, замер. Только для двоих из присутствующих здесь – Штубера и Родля – сообщение не представляло никакой новости, поэтому-то они и могли спокойно созерцать эту немую сцену, подчиняющуюся воле одного-единственного режиссера – невероятности.

– Да, результатом этой необычной в истории войн операции должно быть освобождение Муссолини и его доставка в Берлин. Только тогда, когда фюрер лично пожмет руку своему боевому соратнику, мы с вами со спокойной совестью можем сказать себе: «Мы свой солдатский долг выполнили».

Минута оцепенения прошла. Офицеры начали понемногу приходить в себя. Удивленно переглянулись, задвигались, зашептались… А Скорцени выжидал. Он давал им возможность оправиться от шока.

– А теперь слушайте меня дальше: названное мною имя вне этих стен не упоминать. Десантникам объявить истинную цель операции только непосредственно перед посадкой на планеры. Я не требую от вас никаких клятв. Но пусть каждый из вас молча, про себя, поклянется, что сделает все для того, чтобы эта операция прошла блестяще. Во имя фюрера и великой Германии. Есть вопросы? Нет! Свободны, господа офицеры.

37

Инспектор тайной полиции синьор Полито появился на вершине Абруццо через полтора часа. Он явно был чем-то встревожен и, уединившись с только что проснувшимся полковником, который вечером изрядно выпил и теперь с трудом приходил в себя, о чем-то долго беседовал с ним на повышенных тонах.

Очевидно, тона были бы еще более повышенными, если бы ему сразу же доложили, что капитан Ринченци, не испросив его, инспектора, соизволения, и даже не уведомив командира батальона, вывел Муссолини на прогулку. Но об этом он узнал со временем, выпив изрядную порцию коньяка, лишь слегка, для успокоения совести, закрашенного черным кофе.

– Он что, действительно почти полчаса оставался наедине с Муссолини? – вкрадчиво выспрашивал потом инспектор у лейтенанта Ордано, который был здесь его особо доверенным лицом.

– Приблизительно.

– О чем же они там говорили?

– Я не смог подойти, это вызвало бы подозрение. Они стояли вон там, на площадке между скалами. – Беседа происходила в номере Полито, соседствующем с номером Муссолини. Из окна его открывался тот же вид, что и из окна дуче. Полито почти припал лбом к стеклу, словно рассчитывал, что, еще раз присмотревшись к местности, сумеет разгадать тайну беседы капитана со свергнутым премьер-министром.

– Напрасно вы не подошли, – проворчал он, поняв, что пейзаж остается безмолвным.

– Это было крайне неудобно, синьор Полито.

– Ответ болвана, – Полито был закоренелым гипертоником. Из-за любого пустяка лицо его загоралось, словно китайский фонарик.

– Кроме того, капитан не позволил мне сделать этого.

– Так неудобно или не позволил? Не юлите, лейтенант. Считайте, что вы отвечаете на вопросы уже не мои, а тех людей, которые будут заниматься вами не менее ретиво, чем самим капитаном Ринченци.

– Ну не то чтобы не позволил. Просто я пытался найти повод присоединиться к ним. Однако капитан приказал заняться службой. На что я ответил в том духе, что, мол, «это и есть моя служба».

– Ответ, достойный офицера. Именно так вы и должны будете заявить, когда капитаном заинтересуются соответствующие службы.

– Как прикажете, синьор инспектор.

– А я уже приказал! – обрушился на него новым приливом крови Полито. – Какой еще приказ должен понадобиться вам, лейтенант? Кстати, где этот капитанишко? Ко мне его! Срочно. Заодно и полковника.

Когда минут через тридцать лейтенант увидел капитана уже вышедшим из номера Полито, он был поражен. Еще недавно розовощекое, по-крестьянски непорочное лицо Ринченци напоминало теперь восковую маску, снятую с лица покойника. Кобура капитана вновь была открыта и правая рука сжимала рукоять пистолета.

Заметив этот конвульсивный жест, лейтенант отшатнулся и прижался к стене. Благо, Ринченци прошел мимо него, словно мимо встроенной в нишу статуи. Ему было явно не до лейтенанта, пусть даже предавшего его.

Еще через несколько минут Ордано узнал, что полковник отчислил Ринченци из состава охраны дуче и отправил вниз. При этом инспектор Полито приказал ему позаботиться о том, чтобы никто и никогда не услышал из уст капитана не только о его участии в охране дуче, но и вообще о том, что он когда-либо бывал на вершине Абруццо. В чем полковник клятвенно заверил инспектора.

«Если разобраться, я еще должен был бы угостить капитана бутылкой хорошего вина за то, что он не подпустил меня к дуче, – только теперь дошло до Ордано. – Иначе полковнику пришлось бы менять и лейтенанта».

38

Он снова стоял у окна.

Медленно, словно песок в забившихся песочных часах, просачивались сквозь туманную даль предгорья минуты. Они были томительно бесконечны и неопределенны.