Похищение Муссолини

В иной ситуации это солдафонское «доставить» конечно же покоробило бы щепетильного дуче, но сейчас ему было не до этикета и дипломатических формулировок. Он пребывал в таком состоянии, что, казалось, готов был броситься в ноги этому свалившемуся с неба громиле. И было что-то непостижимо искреннее в том, как он по-детски захватил вытянутую по швам левую руку Скорцени и долго жал и тряс ее своими вспотевшими, дрожащими руками. А затем бросился обнимать.

– Эти двое… Что по громоотводу[83]… Если бы не они, – растерянно бормотал Муссолини.

– Все будут отмечены, все, – прервал его Скорцени, не желая акцентировать внимание на каких-либо двоих. В объективе камеры, как и в объективе истории, находился сейчас он. «Я еще вернусь в этот мир! Я еще пройду его от океана до океана!»

– Я знал, – почти всхлипывал тем временем дуче, – что мой друг Адольф Гитлер не оставит меня во власти этих негодяев. Он, только он, поспешил мне на помощь. Я верил, что так оно и будет.

Пролепетав еще что-то трогательно-непонятное, Муссолини, наконец, освободил диверсанта из объятий, и гауптштурмфюрер, все еще держа правую руку под козырек, смог продолжить свой доклад:

– Господин Муссолини, мы должны немедленно спуститься вниз и отправиться в Германию. Через несколько минут мои люди окончательно разоружат весь батальон карабинеров. Будьте готовы.

– Их следует расстрелять! Здесь же! Всех! Приказываю!

– Стоит ли спешить? Их ждет суд. – Жестокость история воспринимает, будто банальное должное, зато как величественно склоняет голову перед великодушием победителя. Тем более – запечатленного кадрами кинохроники. Муссолини не способен был понять этого.

– Но мерзавцы!..

– Ими займутся судьи. Не следует лишать их такого удовольствия, – вновь бесцеремонно прервал его гауптштурмфюрер. Устраивать здесь бойню? Казнить бывших союзников? После того, как они сложили оружие? К чему? – Вы свободны, дуче. Я и мои солдаты в вашем полном распоряжении.

– Я-то вначале решил, что вы посланы Черчиллем, – совершенно некстати брякнул Муссолини.

– У нас мало времени, дуче, – покоробило Скорцени от его сентиментов и взывания к духам лорда Черчилля. – Не забывайте, что мы все еще находимся на вершине Абруццо, со всех сторон окруженной враждебными вам итальянскими солдатами.

– Вы правы, вы правы, – заметался по комнате Муссолини, осматривая свои арестантские пожитки.

– Что вам необходимо взять с собой? – пришел ему на помощь первый диверсант империи.

– Прежде всего – это, – выхватил Муссолини из-за дверцы небольшой кладовки довольно громоздкий чемодан.

«Неужели тот самый?! – возрадовался и в то же время усомнился Скорцени. – И письма в нем все еще сохранились?»

– Чемодан – и все? – спросил он как можно безразличнее. – Учтите: у нас нет возможности нагружаться вещами.

– Но чемодан – обязательно! – уставился на него молящим взглядом любитель эпистолярии.

– Только потому, что вы просите об этом, – воспользовался удобным моментом гауптштурмфюрер. – Эй, кто там?! – оглянулся на дверь. – Родль! Штубер!

– Здесь! – мгновенно появились в номере оба офицера.

– Видите чемодан?

– Так точно!

– Головами отвечаете.

– Так точно!

– Я сказал: головами!

Щелкнули каблуками так, что зазвенело оконное стекло.

– Разгильдяи, – почти умиленно добавил Скорцени, обращая усталый взор на великого дуче Италии, и как бы говоря при этом: «Что с них возьмешь? Не проследишь – обязательно что-то напутают, разобьют или потеряют».

– Да-да, берите его. Хотя лучше я сам…

– Взять чемодан, болваны! – все так же благодушно подсказал Скорцени зазевавшимся подчиненным. – Что там внизу? Я вас спрашиваю? – ступил он к двери. – Кто здесь живой?

– Сопротивление сломлено, – подвернулся ему под руку единственный из живых – Мулла. – Гора оружия.

– По канатке кто-нибудь из охраны ушел?

– По ней не ушел бы даже сатана. Там мои парни.

– То-то же. Наши потери?

– Разве что кто-нибудь оступился на лестнице, – самодовольно рассмеялся Мулла.

– Юмор у вас… – непонятно с чего вдруг проворчал Скорцени. Вообще-то ему хотелось похвалить Муллу. Поблагодарить всех парней, которые высадились с ним на этот чертов луг, взяли штурмом отель. Но он не знал, как это делается, к тому же терпеть не мог всей этой процедуры – солдатской похвалы. – Что уставились, Мулла? Еще раз проверьте коридоры.

– Есть.

– Каждого, кто не сдал оружие, – пристрелить. На всякий случай.

– Будет выполнено.

– Штубер, Родль, Ханске и вы пятеро – несете охрану. В эту часть коридора никого не пропускать.

Кинооператор теперь нагло совался со своей камерой куда только мог. Но Скорцени стоически терпел его. А в какие-то мгновения даже позировал, отдавая себе отчет в том, что через два-три дня, – если только им удастся благополучно выбраться из этого итальянского Олимпа, – каждый кадр кинохроники уже будет оцениваться дороже самых дорогих бриллиантов. А главное, в Берлине и в «Волчьем логове» ее будет смотреть вся элита рейха.

– Мы выберемся отсюда, парни, – прогромыхал он своим уверенным тевтонским басом. – Даже если Бадольо бросит против нас всю оставшуюся у него армию.