Похищение сабинянок (сборник)

Зажмурясь и зажимая ладонями лицо, Темка старался не дышать и не двигаться, но не мог удержать мелкой и частой дрожи. Если бы ему предложили сейчас же, на месте, умереть, он тут же бы согласился – только бы исчезло это невыносимое чувство ожидания неизбежной и, как он сам понимал, справедливой расплаты. «Боженька, миленький, – молился он про себя, – пусть он меня отпустит, и я никогда, ни за что, ни за какие коврижки не полезу больше в чужой сад…» Но тут что-то жесткое сдавило ему шею, он затрепыхался, точно курица в руках у повара, засучил ногами, заелозил…

Снова какое-то странное ощущение охватило Артемия Сидоровича. Словно бы чья-то могучая клешня стиснула ему холку, так что даже дыхание перехватило. Он непроизвольно повел головой, поджал плечи. Ощущение не проходило. Оно только временами как бы отдалялось, ослабевало, а потом снова усиливалось, и снова ослабевало. Под сердцем возник тревожный холодок, но Артемий Сидорович не допустил себя до паники, нарочито громко и замысловато выругался. Помогло. Поджав губы, он стал деловито устраивать голову пацана у себя между коленей…

Темка уже не соображал, что с ним деется. Неведомая сила перевернула его и сунула куда-то, где пахло потом и мочой, потом голову зажало так, что даже между ушами хрустнуло. Ноги и руки у Темки беспорядочно мотались во все стороны, хребет извивался ужом. Грубые руки повозились у него на животе, что-то треснуло, пониже спины обдало холодком. Темка, обхватив чьи-то толстые, как столбы, ноги, отчаянно прикусил губу…

Артемий Сидорович поднял лицо кверху, к звездам. Далеко-далеко, в прохладной вышине, ровно струился Млечный путь. Огромная луна все так же неподвижно висела над соседним домом, ее края казались острыми и ровными, Где-то заржала лошадь… Откуда здесь лошадь?.. И этот запах навоза… Что это? Где он? И – кто он?..

Давно позабытое чувство вдруг краешком задело заскорузлое сердце Артемия Сидоровича – чувство красоты окружающего мира, красоты дармовой, непродажной, никому не принадлежащей, но вместе с тем яркой и вдохновенной…

Яростно перекосив рот, Артемий Сидорович выдрал пук крапивы и ударил…

Резкая боль – словно кипятком поясницу ошпарило…

Темка дернулся, заверещал…

Артемий Сидорович дернулся, замер… Снова ударил…

Стон пополам с рычанием непроизвольно вырвался у него сквозь стиснутые зубы…

Кто стонет?.. Пацан?.. Он сам?..

Артемий Сидорович зажмурился и пошел остервенело стегать куда ни попадя беззащитно обнаженное тело. Пот выступил у него на лбу, защипало в глазах. Он что-то кричал – не то ругался, не то плакал. А рука, словно заведенная, ходила вверх-вниз, вверх-вниз, и кожа горела на спине и пониже, и жар подступал к самому сердцу…

Темка уже перестал ощущать боль, только жаром обдавало все тело, из горла тянулся уже не крик, а сип…

Артемий Сидорович разжал пальцы, крапива посыпалась на землю, холодную, мокрую, освежающую. А рука все продолжала дергаться – вверх-вниз, вверх-вниз…

Колени внезапно разжались. Темка обессилено выскользнул на траву, холодную, мокрую, освежающую. Не открывая глаз, услышал чьи-то грузные шаги. Сам не понимая, что делает, встал на четвереньки, пополз. Нащупал шершавую поверхность забора…

– Петь… Петька! – позвал срывающимся шепотом.

Чьи-то руки подхватили его под мышки, потащили кверху…

Артемий Сидорович, даже не поглядев на рухнувшего в траву мальца, зашагал напрямик, через кусты к дому. В голове стоял туман, подташнивало. Все тело горело и чесалось. Он шатался, раза два споткнулся и упал. Наконец навстречу вынырнуло знакомое крыльцо. Он ткнулся руками в теплые, гладко оструганные ступеньки, на карачках вскарабкался наверх. Дверь была отворена. Артемий Сидорович дополз до кровати, рухнул лицом в подушку…

Темка стоять не мог. Петька с Митяем подхватили его с двух сторон, повели к избе. Всю троицу мотало, как подгулявших мужиков. Темка еще слышал, как ребята осторожно открывали окно, потом засветилась лампа, душно пахнуло вонью родимой избы, и голос матери испуганно спросил:

– Это чего это?..

Теряя сознание, Темка вдруг ни с того, ни с сего подумал: «Очуняю – в город надыть подаваться… На завод…»

Артемий Сидорович очнулся в полной темноте, Пошарил руками – постель. Успокоительно тикал будильник. Голову – будто свинцом залили. Кожа на спине и пониже по-прежнему горела.

Проглотив слюну, Артемий Сидорович встал, на ощупь пробрался к торшеру. Щелкнул – света не было. По знобкому паркету зашагал в кухню, отыскал огарок свечи. Заслоняя ладонью хлипкий огонек, двинулся обратно в комнату…

Неожиданно к горлу снова подступила дурнота. Вдруг вспомнилось: длинный стол, фотообъектив перед глазами, ровный голос… «Не забудь: надо шагнуть в зеркало…» Он мотнул головой и сообразил, что как раз и стоит перед зеркалом и видит в нем себя. Высокий, основательный мужик в синем тренировочном костюме с белыми полосками по воротнику и вдоль рукавов. В руке – огарок свечи, в лице – бледность, растерянность, пожалуй, даже испуг…

Он снова моргнул, замотал головой…

Нет! Этого не может быть!..

Он отступил на шаг, протер глаза дубленой ладонью…