— Его Высочество был безумен. Еще на приеме, увидев тебя собственными глазами, испив твои эмоции, он понял, что не сможет отказаться от мысли сделать тебя своей. Но ты же ливарри, а ливарри неприкосновенна. И ни один амон не откажется от такого сокровища даже под страхом смерти. Аллард прямо ему об этом сказал, без всяких намеков.
— И тогда принц решил спровоцировать мой побег… — пробормотала девушка, припоминая события того дня. И снова, как наяву, перед ее глазами встала загадочная фигура, которой Онезис отдал приказание. — Он же почувствовал мои эмоции, знал, как я хочу вернуться к сыну! И использовал это…
— Ты все правильно поняла. Один из теркхаев принца уже сознался. Это Таррис — адъютант Алларда, Онезис сам назначил его, чтобы адмирал был всегда под присмотром. Видимо, чувствовал, что Аллард не так-то прост… Таррис смог беспрепятственно влезть в систему безопасности «Аламаута» и сделать так, чтобы никто не обратил внимания на твое бегство и никто не остановил.
— И чтобы я сама, добровольно, шагнула в ловушку…
Теперь все события, которые до этого казались Инге разрозненными частичками паззла, обрели логический смысл. Картина стала почти завершенной, не хватало лишь пары деталей.
— Аллард успел сообщить, что ты носишь его ребенка, — сухой голос канцлера вывел ее из задумчивости.
— И? Это проблема?
— Ты зачала до официального введения в Дом. И да, это проблема. Аллард поступил весьма опрометчиво.
По губам Инги скользнула скупая улыбка. Девушка пожала плечами.
— Знаете, это волнует меня меньше всего.
— А зря. Тебя это очень должно волновать. Если мать Алларда не признает тебя, как ливарри своего сына, мне останется только пожалеть тебя, глупая девочка. Твоего ребенка принудительно лишат амуэ.
Эти слова, а главное снисходительный тон, которым он их произнес, заставили сердце Инги болезненно сжаться. Но меньше всего ей хотелось, чтобы после всего случившегося ее кто-то жалел.
Стиснув зубы, девушка вскинула голову. Ее твердый взгляд столкнулся с пристальным взглядом канцлера, скрытым за темной маской.
— Я не нуждаюсь в жалости, — произнесла она с уверенностью, которую не ощущала. Но что-то заставило ее выпрямить спину и продолжать: — И я не ливарри. Я арайя Алларда Сорн Дайлера, и скоро все об этом узнают.
Она замерла, даже не думая отвести взгляд. И пару минут они с канцлером играли в гляделки, выясняя, чья воля сильнее. А потом Лоранд, все так же молча, медленно хлопнул в ладоши несколько раз.
— Браво, — раздался его тихий голос. — Я ждал этих слов. Только не стоит говорить это кому-то еще, пока Аллард в медбоксе. Тебе никто не поверит.
И вот спустя два дня Инга шла по длинному коридору в сопровождении почетного караула из четырех омранов в блестящих доспехах. А ее атласный схети, отделанный мехом сибиллы, говорил о высоком статусе амона, которому она принадлежит.
Но сама Инга не чувствовала уверенности.
Наоборот. Ее руки были холодными, как лед, а сердце билось пойманной птицей. Ей предстояло встретиться с теми, о ком она только слышала.
С матерью Алларда и его официальной невестой.
Эта встреча пугала ее больше, чем она пыталась себя убедить.
За прошедшее время она успела немного прийти в себя и даже несколько раз навестить Алларда, который все еще находился в медбоксе. А так же узнать, что в действительности случилось на Альфе.
Стелла не вдавалась в подробности, но Инге они были и не нужны. Она поняла, что нападение на станцию было запланировано канцлером и разыграно как по нотам. Что весь флот и даже служба безопасности перешли на сторону Лоранда Лест Маррока, и что в руках канцлера оказалась вся власть. И теперь, когда единственный наследник трона был мертв, Лоранд готовился представить миру новую кандидатуру.
Но сначала Инга должна была сделать свой ход.
Высокие двухстворчатые двери, украшенные изысканным кованым кружевом, распахнулись перед ней, как по мановению ветра. И почетный караул выстроился по обе стороны, образуя живой коридор.
Омраны замерли, вытянувшись в струну. Инга тоже.
Перед ней расстилался великолепный зал, выполненный в бело-голубых тонах. Его стены из стекла и полированной стали уходили к куполообразному потолку, сквозь который просматривались звезды. И в этом огромном, пустом зале не было никого, кроме двух фигур в сиреневых сартрах. Они обернулись именно в тот момент, когда распахнулись двери.
Инга застыла под их перекрестными взглядами. До боли стиснула руки и порадовалась, что под асханом из мелкого кружева не видно лица. И пока незнакомки молча изучали ее, она изучала их.
Обе высокие, стройные, с узкими плечами. Только одна чуть изящнее, да и ростом немного ниже. Но у каждой широкий капюшон скрывает волосы, а темная маска — лицо.
Инга интуитивно догадалась, что это женщины, хотя особых выпуклостей под сартрами она не разглядела. Но то, что подолы и капюшоны были подбиты серебристым мехом, говорило в пользу ее догадки. Мужские сартры были более лаконичными: их единственной отделкой и знаком отличия служили фибулы, инкрустированные драгоценными камнями.