Похищенная викингом

— Если дорога уже намечена, не значит, что надо пройти по ней, как трус, — внезапно вмешался в разговор Ульфрик.

— Да, страха быть не должно, — поддержал Лейф. — Ведь все решено.

Эльфвина знала, что так думают многие, включая ее собственный народ. Но ее саму воспитала женщина, для которой было немыслимо смириться с судьбой. Этельфледа всегда сражалась. Она любила повторять: «Судьба сделает то, что должна. Тогда и я тоже».

— И это судьба? Как тоскливо, — тихо произнесла Эльфвина.

Она услышала гогот, но Торбранд не поддержал братьев, она точно знала, хотя и не повернулась к нему.

— Она тебя печалит, потому что ты считаешь себя вправе творить судьбу. Ведь так?

Ей следовало отшутиться, но она не захотела.

— Я ничего не решаю, моему контролю ничего не подвластно. В моих силах лишь спасти себя. Потому мне удивительно, как может могучий воин считать, что у него нет выбора, в то время как силы у него больше, чем многие могут мечтать.

Что-то промелькнуло между ними, она не могла дать этому определение, но хорошо почувствовала. Весь мир ее сжался до ощущений в сердце, его ритмичного биения, тепла языков пламени, ласкающих снаружи. На мгновение она забыла, где находится. О проделанном пути и боли. Ее не интересовало далекое будущее, лишь час, который наступит скоро, когда придет время отдыха и они лягут на мягкие шкуры.

Эльфвина так погрузилась в думы, что забыла даже собственное имя.

Реальность довольно быстро заставила ее вернуться, послав Ульфрика с одной из зажаренных птиц, которую он поднес к самому ее лицу. Ее взял Торбранд, что она заметила не сразу, как и то, что тела их больше не соприкасаются.

Торбранд отрезал ножом кусок мяса и протянул ей. Эльфвина перевела дыхание и приступила к трапезе. Мясо оказалось сочным и вкусным, вероятно, потому, что было горячим, что особенно приятно в столь холодный вечер. Ужин прошел в молчании и закончился, как ей показалось, слишком быстро. Торбранд встал и повел ее в шатер.

Девушка испытала противоречивое чувство — желание подчиниться и сопротивляться одновременно. Однако она лишь задрожала от волнения, покорно кивнула и забралась внутрь.

Он залез следом, скинул обувь и повесил огромный плащ на то же место, что и вчера. Принцесса уже стала привыкать к размерам самого мужчины и его одежды, и не так пугалась. Даже казалось, сегодня Торбранд выглядит не таким огромным. Может, сегодня шатер больше?

Эльфвина сняла плащ и принялась развязывать обувь, а затем размотала непослушными пальцами шарф на голове.

— Ложись, Эльфвина, — велел Торбранд, когда она закончила. Она села, не сводя с него глаз, и он придвинулся ближе. — Ложись и широко раздвинь ноги.

Она сразу вспомнила все, что слышала о плотских отношениях между мужчиной и женщиной, те песни, исполняемые в больших залах, где много медового напитка, еды и жара огня от зажженных факелов.

— Но… — Она замолчала, потому что во рту пересохло. — Торбранд…

— Ложись, — повторил он, еще более грозно.

Впрочем, не этого ли ей следовало ожидать все проведенное рядом с ним время? Не к этому ли готовили ее почти всю жизнь? Каждая женщина знала, что такова ее участь. В голове зазвучал голос Милдрит: «Только от тебя зависит, разрубит ли он тебя пополам или останется висеть в воздухе».

Эльфвина набрала в грудь, как могла, много воздуха и выдохнула, собираясь с силами. Вскоре она поняла, что выглядит и чувствует себя спокойной и покорной, только тогда осмелилась посмотреть в темные глаза Торбранда.

Он был невозмутимым и уверенным.

Она приняла свою судьбу, легла перед своим похитителем воином-норманном. Покорилась, как и должна была с самого первого мгновения.

Глава 6

Торбранд не улыбался, скорее, выглядел подавленным. Будь он другим по характеру, мог бы не так спокойно воспринять сделанное мерсийской принцессой. Женщина легла на спину, широко развела ноги, руки вытянула вдоль тела, сжав кулаки. Она не просто закрыла глаза, а зажмурилась, да так, что, казалось, все лицо сморщилось от страха перед ударом. Торбранд не ожидал от нее повиновения, оттого ее поведение особенно удивило.

Он мог приблизиться к ней, но остался на месте, неподвижный, чтобы полностью выдержать паузу. Он видел, как поднималась и опускалась ее грудь, как участилось дыхание. Затем запылали щеки, вероятно, воображение ее потрудилось на славу.

Торбранд решил, что пусть так и будет.

— Поражаюсь твоей покорности, Эльфвина, — произнес он и спрятал в бороду улыбку, заметив, каким тяжелым стало ее дыхание.

Правда, она перестала жмуриться, даже открыла глаза, одарив его в очередной раз россыпью золотистых искр.

— Ты не оставил мне выбора.

— Это верно, не оставил. Скажу, что у тебя своеобразные представления о том, что такое плен. Разве при дворе твоей матери или дяди так содержали рабов и пленников?

Эльфвина не сводила с него глаз, на мгновение нахмурилась, хотя по выражению лица было видно, что она не ожидала от него ничего плохого. Торбранду это понравилось.

— Думаю, ответ ты и так знаешь.