Похищенная викингом

Торбранд не был вполне уверен, что она поняла его мысль, но заметил, как ее глаза распахнулись, а потом потемнели, выражение их стало именно таким, как ему нравилось.

— Я видела совокупляющихся мужчин и женщин, — произнесла она так, будто признавалась в страшном грехе. — Их безумие, похожее на агонию.

— Агония — лишь один из подходящих эпитетов.

Эльфвина нахмурилась, уловив смех в его голосе.

— Ты не согласен?

— Отчего же? Возможна ли жизнь без агонии?

— Матушка больше всех была против того, чтобы мне об этом рассказывали.

— Твоя мать — необычная женщина. — Слова прозвучали совсем не как одобрение. — Будь она братом твоего дяди, у нее совсем не было бы времени думать о том, что дочери забивают голову россказнями, которые лишь повредят ей на брачном ложе. — Он начертил еще одну руну, ингуз, помогающую в новых начинаниях, способствующую плодовитости союза мужчины и женщины. — Только женщины любят рассказывать о страданиях неопытным девицам. Зачем они это делают?

Эльфвина заерзала, хотя не сделала попытки освободиться от давления его руки.

— Ты не понимаешь, насколько подготовленной должна быть женщина.

Она все же опустила глаза.

— Как же все сделать правильно, если не знаешь, что от тебя ожидают? Ведь совсем непросто связать нити разорванного полотна, чтобы вновь на землях наступил мир.

— Каждому из нас выпадает шанс выполнить свой долг. — Торбранд посмотрел на нее задумчиво, размышляя, рисует ли он руны для нее или пытается принять в себя ее тяжесть. — Ты можешь не верить в предначертанное, но судьба все равно ведет нас. Твоя мать могла бы объяснить тебе это, чем помогла бы.

— Моя мать никогда не оказалась бы в плену! — Ее глаза сверкнули, что так ему нравилось. — И не думала, что окажусь я. От него меня должно было спасти происхождение.

— Ничто и никогда не защитит от судьбы, Эльфвина. — Он принялся водить рукой, рисуя еще символы. — Твою девственность заберу я. Вопрос — когда.

Она вздрогнула, хотя в глазах не появилось испуга. Он чувствовал ладонями, что тело ее готово принадлежать ему.

— Ты только этого боишься? И все?

Эльфвина тяжело перевела дыхание и раскраснелась.

— Признаться, я не понимаю, как получается, что женщины испытывают и боль, и одновременно ничего, некоторые утверждают, что даже начинают дремать.

Торбранду не удалось сдержаться, и он громко захохотал.

— И опять скажу, что все дело в мастерстве.

— Но я не понимаю.

Он испытал неожиданный прилив чего-то едва уловимого… нежности? И ласково посмотрел на Эльфвину, ее подбородок был все еще вздернут, но они оба знали, что это ей никак не поможет, реши он сейчас же получить ее. Он желал ее больше, чем прежде, больше, чем когда-либо другую женщину, но в то же время знал, что стоит подождать, потому что сейчас все иначе. «Так будет правильно», — говорил он себе.

— Это так же, как владение мечом, — продолжал он вслух.

— Конечно, мечом, — фыркнула Эльфвина. — Опять одни мечи.

Торбранд вновь рассмеялся.

— Пожалуй. Но тебе наверняка известно: если мужчина может поднять меч и нанести удар, это не значит, что он воин. Всего надо добиваться тренировками. Главное — опыт и немного творчества.

— Всякий раз, когда пытаюсь представить, что ужасного в жизни делают мужчины, сразу вспоминаются их бои на мечах. — Эльфвина выглядела по-настоящему сбитой с толку.

Да хранят его боги, но… она ему нравилась. Это плохо, учитывая, что женщина принадлежит Рагналлу, но здесь и сейчас для него это не имело значения.

— Если настаиваешь, я тебе покажу.

— Ты ведь не хочешь сказать… — Она растерянно заморгала и сглотнула. — Что заберешься на меня и будешь ползать, пока не услышишь мой стон и не будешь удовлетворен?

Торбранд не мог судить о поведении другого мужчины, и все же, если это довольно сдержанная оценка, что же тогда осуждение?

— Обещаю, что не проникну в тебя, — сухо сказал он. — Тебе нечего бояться, самого соития не будет. Не хочешь, можешь даже не лежать на спине.

Глаза ее засветились, и Торбранд не сразу понял, стоит ли ему гордиться тем, что так быстро вызвал такую ее реакцию. Или должен стыдиться, потому что ей известно лишь о том, для чего женщина должна лежать на спине и терпеть.

— Ты говоришь серьезно? — спросила она с таким азартом, будто он предложил ей мешочки с золотом.

— Я всегда говорю серьезно. — Торбранд потянул ее на себя и вскоре лежал на спине, а она на его груди. — Вот и ты забралась на меня, Эльфвина. Что же здесь опасного?

Он видел, как она успокоилась и немного расслабилась. Женщина выглядела такой соблазнительной, что он был потрясен тем, что не развел ее колени в стороны и не погрузился глубоко в ее тело, наплевав на то, что сказал ей.