Она не осмеливалась скинуть чулки и нижнее белье, хотя мечтала, как он коснется ее разгоряченного лона. Желания настолько шокировали ее, что в ночь, когда она поймала себя на этих мыслях, то действительно уснула не сразу. Сначала размышляла, а потом долго молилась, чтобы Бог не покарал ее за греховные думы.
Но он не покарал, она осталась жива. И продолжала страдать от неутоленного желания. И мучиться оттого, что считала себя нечестивицей.
Поздно вечером, после того, как Торбранд хорошо разминал все ее тело, когда она становилась податливой, словно расплавленный воск, он клал ее себе на грудь и открывал новое в искусстве поцелуя.
Она видела немало поцелуев в своей жизни — официальные, которые оставляли на руке ее матушки или кольце дяди. Те, которые совершались тайком в укромных уголках дворца, и те, что соединяли людей во время соития, когда со стороны казалось, что эти двое сошли с ума, — это было совсем ей непонятно.
Теперь она этого ждала.
Иногда Торбранд целовал ее лениво, будто дразнил, она не решалась его расспросить, но знала, что настанет момент и для этого. Он видел, что она сгорает от желания, но продолжал разжигать пламя, развлекаясь.
Порой она ловила себя на том, что ее тело невольно начинает двигаться вперед-назад, оставаться неподвижной было непросто, да еще слушать его тихий смех, проникавший глубоко внутрь.
Она ненавидела это или ждала?
Но таким Торбранд был редко, чаще совсем не выглядел ленивым и расслабленным. В такие дни она лучше понимала аналогию с битвой на мечах, потому что между ними происходил поединок, в котором кто-то непременно должен был выиграть. Иного варианта не существовало. Его язык был оружием, руки обнимали ее, боролись за то, чтобы стать еще ближе к тому сумасшедшему желанию, которое сжигало изнутри.
И каждый раз Торбранд отстранялся от нее, велел ложиться спать, чем приводил в ярость, заставлял испытывать стыд за то, что она слишком спешит и поддается похоти.
— А если я не хочу останавливаться? — сказала она на третий вечер.
— Не тебе решать, что и когда произойдет. — Темные глаза его сверкнули. — А мне.
— Но ты норманн. Вы известны во всем мире тем, что берете сразу все, чего хотите. Почему же…
И тут она поняла, что говорит, о чем спрашивает. Неужели он действительно охладел к ней? За три дня?
От улыбки Торбранда по телу пробежал озноб.
— У меня нет желания сделать из тебя мученицу, Эльфвина.
В тот вечер она долго не могла заснуть.
Она всегда относилась к тому, что будет отдавать мужчине, как к принесению жертвы. Но если судить по поцелуям, ни о чем подобном нет и речи.
Эльфвина решила, что должна все хорошо обдумать. Так и было, но вскоре, разомлев от тепла, она погрузилась в сон.
На следующий день, как ей показалось, что-то изменилось. Они двинулись в путь утром, но всего через несколько часов сбавили темп. От Эльфвины не укрылись взгляды, которыми обменялись мужчины, а Лейф произнес что-то по-ирландски. Что-то веселое, потому что Ульфрик улыбнулся.
Братья Торбранда ехали впереди, и Лейф распевал песни, больше подходящие для празднества в залах, чем для серого зимнего леса.
— Что произошло? — не удержалась от вопроса Эльфвина.
В следующую секунду в голове вспыхнула мысль, что ей очень удобно сидеть на лошади в крепких объятиях. А она и не заметила, когда появилось это ощущение. Давая руке отдохнуть, Торбранд часто клал ее на ногу Эльфвины таким жестом, словно она была его собственной. А девушка, похоже, привыкла к этому и с удовольствием прислонялась к широкому торсу.
«Жертвенности нет и в помине», — произнесла она про себя.
— Скоро проедем последнее из поселений данов к северу от бургов. Денло с этими данами, которые никак не образумятся, будет позади, — ответил Торбранд. Тон его изменился, появилась некая властность, которой не было прежде. — Мы у Йорвика, вскоре окажемся во владениях нашего короля.
— Йорвика?! — воскликнула Эльфвина и внезапно ощутила, что его рука сильнее надавила ей на бедро. — Но я думала…
— Что Йорвик удалось заполучить твоей матери? А теперь дяде, занявшему ее место? — Торбранд захохотал так громко, что Эльфвина подняла голову, опасаясь, что с деревьев на них повалится потревоженный снег. — О чем ты думаешь, принцесса? Полагала, пока ты молилась за мир в Мерсии, жизнь замерла в ожидании?
— Ваш король захватил Йорк?
Торбранд вновь захохотал, но как-то безрадостно.
— Он взял его еще в прошлом июне, и тебе это известно. Рагналл претендует на всю Нортумбрию, но ему пришлось тратить время на подавление сопротивления в Йорвике, тамошние даны-христиане предпочитали власть твоей матери, а не Рагналла.
— Моя мать создала бурги почти сразу после кончины отца. — Эльфвина ощутила укол в сердце, гордость была уязвлена, будто он нападал непосредственно на нее. Она считала, что должна стоять, как укрепленные крепости-бурги, построенные для того, чтобы сдерживать набеги данов с востока и таких вот норманнов, как Торбранд, подданных жестокого короля. — Она не была кроткой и слабой женщиной, в этом мог убедиться каждый, кто осмеливался совершать набеги на королевство.