Похищенная викингом

Однако Торбранд хорошо знал, что делал. Он не стал ждать, когда она решится, привлек ее к себе одним быстрым движением, снова лизнул кончиком языка губы, и Эльфвина внезапно поймала себя на том, что готова следовать за ним по любому предложенному пути, теперь она ощущала в себе силу и готовность.

И еще ощущала, как внутри ее зарождаются неизвестные ранее чувства и желания. Это вызвало шок. Они вспыхивали, исчезали, сгорев. Каждый раз, когда языки их соприкасались, казалось, они раскалены, как железо на наковальне. Это должно было испугать ее, но ничего подобного не случилось. Возможно, потом она будет сожалеть и стыдиться своей страсти, но сейчас насладится тем, что приносит такое удовольствие.

Торбранд обхватил руками ее голову, сделал какое-то движение, и появились столь сладостные ощущения, что она едва не потеряла сознание. Невероятные чувства дарили только его ласковые губы и язык, совершающие невероятные вещи, захватывая, опьяняя, увлекая в новый, неведомый мир.

И все же Эльфвина знала об отношениях между мужчиной и женщиной достаточно, чтобы понимать, что это еще не то самое, главное. От этой прелюдии она не лишится невинности. Во-первых, она не в той позе, когда Торбранд может быстро оказаться сверху, как было совсем недавно, она тогда ждала и была почти уверена, что момент настал. Об этом говорила мама, вразумляла, но не по той причине, которой были вызваны увещевания священников. Во-вторых, на ней было гораздо меньше одежды, чем следовало носить женщине. Но теперь она задумалась, прилично это или нет вообще не иметь на себе ничего. Сегодня она, похоже, узнала о себе много нового.

Она — грешница, страшная грешница, потому что отныне единственным ее желанием будет всегда целоваться с Торбрандом.

Он внезапно убрал руку и отстранился. Она невольно потянулась к его губам, но почувствовала, как руки сжимают плечи и отодвигают ее.

— Это и была та самая услуга, Эльфвина, — почти нежно произнес Торбранд.

Она не смогла бы сразу ответить, огорчает ее или злит его веселый тон и озорной блеск в глазах, отчетливо видимый даже в полумраке. Она не могла отвести от него взгляда. И чем дольше вглядывалась в его глаза, тем отчетливее понимала, что вблизи они совсем не того цвета, каким бывает небо самой темной ночью, как у всех людей с севера, а скорее густой синевы, того оттенка, который реже увидишь на небе.

По непонятной для себя причине Эльфвина задрожала всем телом.

— Но я бы хотела… — протянула она, ощущая невыносимую внутреннюю потребность. Возможно, она не вполне понимала, чего же хотела, но знала точно, что это стало острой необходимостью после поцелуя.

— Эльфвина, с этим покончено. — Торбранд даже не улыбнулся, но она слышала веселье в голосе, оно будто заполнило все свободное пространство в шатре. — Это совсем не то, чего хотела ты, это мое желание. А теперь ты можешь отдыхать. У нас впереди еще много дней пути.

Он обнял ее так же, как предыдущей ночью, устроился поудобнее на шкурах, потянул одну и укутал их обоих. А потом закрыл глаза, словно не видел ее требовательного взгляда. Через несколько секунд послышалось похрапывание.

Эльфвина знала точно, что не сможет заснуть. Произошедшее между ней и Торбрандом изменило ее безвозвратно. Результат был такой, словно он погрузил руку в ее тело и все там переворошил. Вся она была не такой, как прежде, появилась мелкая дрожь, жар, а между ног стало влажно и болезненно тянуло. На мгновение она даже решила, что подхватила лихорадку. И во всем этом, несомненно, виноват Торбранд.

Но он спокойно спал, даже храпел.

А она лежала, готовая воспламениться и сгореть. Будучи уверенной, что не сомкнет глаз до самого рассвета, будет смотреть на языки костра и мечтать.

Эльфвина вздрогнула и проснулась. Поняв с удивлением, что, значит, все же незаметно для себя провалилась в сон.

Впереди у них по-прежнему дорога.

Каждый день был похож на предыдущий. Мужчины просыпались на рассвете или раньше. Завтракали тем, что было в запасах, затем, насытившись, разбирали шатры, укладывали вещи и отправлялись в путь.

Жажду Эльфвина утоляла, набрав горсть снега, которого было все больше по мере продвижения на север. Это лучше, чем прижиматься губами к мешку с водой, который вез с собой Торбранд, — это напоминало о поцелуе. Лейф и Ульфрик охотились по очереди и никогда не возвращались с пустыми руками, хотя добыча была разной, от совсем мелкой, до чуть крупнее, все зависело от выбранного для привала места. Они ехали весь день, а вечером после ужина Торбранд вел ее в шатер и разминал тело, облегчая боль после поездки верхом.

Эльфвина думала только о том, что происходило между ними наедине. Ее больше не волновала ни холодная дорога, ни то, что оставалось за этой тряпичной дверью, отделявшей их от всего мира. Важным были только его руки, скользящие по коже, они заставляли желать этого мужчину все больше, желать… всего того, что обычно происходит.