Похищенная викингом

Эльфвина высоко вскинула голову, хотя и была теперь рабыней норманна. Он мог сделать с ней все, что пожелает, но ей нельзя забывать о своем происхождении. О том, кем она родилась. Никогда не забывать, хоть он пытался сбить ее с толку прикосновениями.

Торбранд отошел от братьев и нескольких незнакомых мужчин, приблизился к коню, легко подхватил Эльфвину, демонстрируя, как и прежде, силу, и опустил на землю.

Она должна была напугаться до смерти, но вместо этого опять испытала возбуждение.

Поставив ее перед собой, он схватил за шею и подтолкнул вперед. Что ж, это лучше, чем железные цепи.

Она ожидала услышать насмешки, крики, почувствовать, что в нее летят камни, но люди вокруг хранили молчание.

Они подошли к длинному дому в центре деревни, вокруг которого возвышались хижины поменьше, сараи и прочие хозяйственные постройки. В отличие от других поселений, которые она видела, где люди вольны свободно входить в дом, где находился старейшина, местные жители стояли у двери и неотрывно смотрели на нее. Эльфвина приложила все силы, чтобы выглядеть невозмутимой и спокойной, но у нее, кажется, все же дрожали руки.

Дверь перед ней распахнулась, Торбранд толкнул ее внутрь, и девушка оказалась прямо перед королем норманнов, который мечтал уничтожить ее мать. Она, в свою очередь, произносила имя этого варвара, только сопровождая проклятиями.

В темном задымленном помещении стояли и другие люди, но Рагналла она узнала сразу. Он сидел в дальнем конце комнаты в массивном кресле, всем своим видом демонстрируя скуку. Ничто в его внешности не говорило о силе и неограниченной власти, ставшими его доспехами.

Это был Рагналл, кошмар всего Дублина. Он стал им еще до того, как ирландские короли изгнали из Норвегии его и других норманнов, чья кровь уже перемешалась с местной. Рагналл, захвативший острова и двинувшийся на Нортумбрию. Поговаривали, он человек темных пристрастий и еще более темных мыслей. Рагналл сеял хаос везде, где появлялся. То, как он смотрел на нее, подтверждало, что он с удовольствием использует ее для удовлетворения своих темных желаний. Эльфвина поспешила успокоить себя, что он все же просто человек из плоти и крови. Чтобы о нем ни болтали.

Впрочем, это не утешало ее, когда напротив стоял дядя, держащий ее жизнь в своих руках. Не помогло и сейчас, когда Торбранд провел ее через всю залу и остановил перед расположившимся в кресле правителем.

Рагналл уже был немолод, хотя в нем еще ощущалась сила. Волосы и борода подернулись сединой, но взгляд оставался острым и пронзающим насквозь.

— Дочь Этельфледы, — произнес король, когда стихла ирландская речь приближенных. — Ты похожа на нее.

Эльфвине все происходящее казалось сном. Над крышей ее первого дома, бывало, кружила метель такой силы, что грозила сорвать и унести ее. Но это мало заботило, пока рядом был Торбранд, способный творить чудо с ее телом. Руками, губами, языком. В этом была магия, всецело захватившая ее. Казалось невероятным, что в жизни существуют подобные ощущения, она не уставала поражаться, как жила до этого, не подозревая об этом.

Девушка поймала себя на том, что стоит, безразлично глядя в пустоту перед собой, вместо того чтобы думать, как потушить пламя внутри и обратиться к насущным проблемам. Она задавалась вопросом: кто еще из знакомых ей людей переживал подобное? Возможно, они проходили мимо нее, а она не представляла, что они недавно испытывали.

Она никогда не будет готова отказаться от той стороны жизни, которую открыла для себя. Трудно поверить, что люди могли просто двигаться, дышать воздухом, заниматься другими делами, когда… в жизни есть такое удовольствие.

Эльфвина так глубоко погрузилась в новые чувства и размышления об испытанном удовольствии, что не вернулась в прежнюю реальность даже при появлении родственников Торбранда. Даже после того, как он провел ее через всю деревню, унизив обращением, как с простой рабыней. Прикосновения его руки к шее было достаточно, чтобы в лоне стало жарко и влажно.

И вот перед ней враг, с языка которого слетело имя матери. И Эльфвина смогла заставить себя забыть о боли, о страсти, захватившей ее на много недель, потому что все же была дочерью госпожи мерсийцев.

Она кивнула и произнесла:

— У тебя, конечно, есть сила и власть. Ты легко произносишь имя моей матери, хотя я не припомню, чтобы она произносила твое.

А потом улыбнулась, ощутив, как пальцы Торбранда сильнее сжали шею. На лице стоявших у кресла Рагналла мужчин появилось возмущение. Но Рагналл в ответ запрокинул голову и оглушительно заржал. Тогда все в зале последовали его примеру. Однако похититель принцессы продолжал держать ее крепко. Спиной она иногда касалась его торса — он рядом, как стена, которая, хотелось верить, готова ее защитить. Разумом же понимала, что такого не случится.

— Ты уверена? — спросил Рагналл. Лицо его по-прежнему оставалось веселым, но взгляд стал пронзительным. — Думаю, она рыдала на смертном одре, ведь могла раньше остальных узнать, что Йорвик уже мой.