Слова сохранились в сердце, она не забудет их никогда. Потому сейчас расправила плечи и открыто посмотрела ему в глаза, будто нет в душе и толики страха.
— Рагналл ждет от тебя верности, — произнес Торбранд. — Только ему одному.
Эльфвине казалось, она выдержала его слова достойно, лишь короткая улыбка Торбранда дала понять, что его ей обмануть не удалось так же, как и себя.
— Как уже было сказано, у меня есть король, — сказала она тихо, но отчетливо. Каждое слово подбирала с осторожностью, будто шла по опасной тропе. — Несмотря на все свои недостатки, Эдуард вправе требовать от меня верности и преданности. Хотя бы потому, что мы с ним одной крови.
— По этой причине он говорил с тобой о господине. — Глаза Торбранда вспыхнули огнем.
«Еще один способ воздействия, — подумала про себя Эльфвина. — Подумай, придет день, и Рагналл захватит Мерсию. Его приход к власти будет менее болезненным, если твой народ увидит, что их завоевали не дикари, ими будут управлять те, кого они хорошо знают и могут доверять».
Эльфвина сглотнула ком и с трудом выпрямила пальцы, готовые сжаться в кулаки.
— Скажу, что ты недооцениваешь мерсийцев и силу их духа, Торбранд. — Ей не сразу удалось перевести дыхание. Вот и пришлось коснуться темы, к которой она боялась даже приближаться в разговорах, понимая, как будет сложно. Но пришлось. — Они не станут приветствовать дочь любимой госпожи, когда она выйдет к ним в кандалах рабыней их захватчика.
Он глухо засмеялся. В этот момент она ненавидела его так сильно, как никого в жизни, но не попыталась остановить ни жестом, ни словом.
— Полагаешь, я сделаю тебя своей рабыней и закую в цепи?
Казалось, в глубине души она всегда знала, что этот день настанет. Она пришла к этому выводу еще во время их поездки по холодному зимнему лесу, когда много думала, что ее может ожидать в будущем, какая ей уготовлена участь. Единственное, что у нее осталось, — чувство собственного достоинства. Если больше не на что, она станет опираться на него, хотя ничто не сможет ее спасти, это очевидно. Все же так лучше, чем трястись от страха и позволить врагам увидеть это.
— Я давно смирилась с судьбой, — произнесла Эльфвина, гордая тем, как чисто и решительно прозвучала фраза. — Я думала, тебе понятно мое молчаливое смирение. Разве не так вы, норманны, принимаете свою судьбу?
Смех стих, Торбранд продолжал взглядом скользить по ее лицу, изучая, пытаясь уловить каждую эмоцию. Затем поднял руки и взял ее лицо в ладони. В его выражении появилось нечто новое, таким она никогда его не видела. Можно было назвать это нежностью, если бы не острый взгляд.
— Поверь, мне жаль тебя расстраивать, — выдавил он низким голосом, звуки которого проникали до самых костей. — Я взял тебя с собой не для того, чтобы сделать рабыней. Рабыня мне не нужна.
Она растерянно моргнула. Что же может быть хуже?… Разве есть положение унизительнее рабского?
Во рту внезапно пересохло.
— Что же тогда?
— Эльфвина, я думал, ты давно поняла. — На его лице не промелькнуло и тени улыбки. Он выглядел суровым, даже поджал губы. Отчего же она вновь ощущает, как привычно поднимается жар из лона и охватывает все тело? — Ты станешь моей женой. Завтра.
Следующим утром Торбранд поднялся, оставив крепко спящую в шкурах Эльфвину. Вчера перед ужином он установил шатер неподалеку от главного дома деревни, а позже, глубокой ночью, заставил ее претворить в жизнь каждую его фантазию, представил ей каждую картину, появившуюся в голове еще тогда, когда места у них было больше, а чужих ушей меньше.
Он вышел на свежий воздух и потянулся, радуясь чистому небу, обещавшему солнечный день без снегопада.
Жители деревни в это время традиционно занимались скотиной. Над крышей главного дома он увидел дымок и уловил аромат вчерашнего рагу, которым позже накормят людей. Утробное урчание напомнило о голоде, но для хорошей тренировки желудок должен быть пустым.
Вместо того, чтобы поспешить в дом, Торбранд отправился на встречу с Ульфриком, Лейфом и другими приятелями, прибывшими вместе с Рагналлом.
Все собрались в поле, чтобы помахать мечами, — постоянные тренировки позволяли держать себя в форме и доказать, что они смогут отразить любое нападение, даже если оно случится в следующую минуту.
К бою Торбранд был готов всегда. Они боролись с Лейфом, быстрый ритм и сила ударов вскоре разогрели их тела настолько, что казалось, повалит пар. Лейф часто смеялся — тактика, раздражающая и сбивающая с толку многих, Торбранд отлично это знал, как и своего кузена. Он умел не обращать внимание на его деланое веселье и совершать действия, вскрывавшие слабые места противника. Вскоре Лейф уже не хохотал, а скалился от злости.
— Ты излишне полагаешься на шум, который производишь, — сказал ему Торбранд.
— Меуlа кгаflа mikli thur sуr[1]
, - прорычал тот в ответ.Торбранд лишь усмехнулся, выслушав витиеватое оскорбление:
— Ты лучше послушал бы свою женщину, кузен.