Хоть убей, не мог я набраться духу заговорить с кем-либо из этих степенных горожан; мне совестно было даже к ним подойти таким оборванным и грязным; спросишь, где дом такой особы, как мистер Ранкилер, а тебе, чего доброго, рассмеются в лицо. Вот и мотался я из конца в конец улицы, с одной стороны на другую, слонялся по гавани, словно пес, потерявший хозяина, и, чувствуя, как у меня тоскливо сосет под ложечкой, время от времени безнадежно махал рукой. День между тем вступил в свои права – было, наверно, часов уж девять; измученный бесцельным блужданием, я невзначай остановился у добротного дома на дальней от залива стороне; дома с красивыми чистыми окнами, цветочными горшками на подоконниках и свежеоштукатуренными стенами; на приступке, по-хозяйски развалясь, зевала гончая собака. Признаться, я даже позавидовал этому бессловесному существу, как вдруг дверь распахнулась и вышел осанистый румяный мужчина в пудреном парике и очках, с умным и благодушным лицом. Обличье мое было столь неприглядным, что никто и головы не поворачивал в мою сторону, он же задержал на мне свой взор и был, как я узнал потом, так поражен моею жалкой наружностью, что сразу подошел ко мне и осведомился, зачем я тут.
Я сказал, что пришел в Куинсферри по делам, и, приободрясь немного, спросил у него дорогу к дому мистера
Ранкилера.
– Хм, – произнес он, – я только что вышел из его дома, и, по весьма странному совпадению, я – он самый и есть.
– Тогда, сэр, я вас прошу об одолжении, – сказал я, –
дозвольте мне с вами поговорить.
– Мне неизвестно ваше имя, – возразил он, – и я впервые вас вижу.
– Имя мое – Дэвид Бэлфур, – сказал я.
– Дэвид Бэлфур? – довольно резко и словно бы в удивлении переспросил он. – Откуда же вы изволили прибыть, мистер Дэвид Бэлфур? – прибавил он, очень строго глядя мне в лицо.
– Я, сэр, изволил прибыть из множества самых разных мест, – сказал я, – но думаю, мне лучше рассказать вам, как и что, в более уединенной обстановке.
Он вроде как призадумался на мгновение, пощипывая себе губу и поглядывая то на меня, то на мощеную улицу.
– Да, – сказал он. – Так будет, разумеется, лучше.
И, пригласив меня следовать за ним, он вошел обратно в дом, крикнул кому-то, кого мне было не видно, что будет занят все утро, и привел меня в пыльную, тесную комнату, заполненную книгами и бумагами. Здесь он сел и мне велел садиться, хотя, по-моему, не без грусти перевел глаза с чистенького стула на мое затасканное рубище.
– Итак, если у вас ко мне есть дело, – промолвил он, –
прошу быть кратким и говорить по существу. Nec germino bellum. Trojanum orditur ab ovo7, – вы меня понимаете? –
прибавил он с испытующим взглядом.
– Я внемлю совету Горация, сэр, – улыбаясь, ответил я,
– и сразу введу вас in medias res8.
Ранкилер с довольным выражением покивал головой; он для того и ввернул латынь, чтобы меня проверить. Но хоть я видел, что он доволен, да и вообще слегка воспрянул духом, кровь мне бросилась в лицо, когда я проговорил:
– Я имею основания полагать, что обладаю известными правами на поместье Шос.
Стряпчий вынул из ящика судейскую книгу и открыл ее перед собою.
– Да, и что же? – сказал он.
Но я, выпалив заветное, онемел.
– Нуте-ка, нуте-ка, мистер Бэлфур, – продолжал стряпчий, – теперь надобно договаривать. Где вы родились?
7 Не от яйца начат был рассказ о Троянской войне. (
– В Эссендине, сэр, – сказал я. – Год тысяча семьсот тридцать третий, марта двенадцатого дня.
Я видел, что он сверяется со своею книгой, но что это могло означать, не понимал.
– Отец и мать? – спросил он.
– Отец мой был Александр Бэлфур, наставник эссендинской школы, – сказал я, – а мать Грейс Питэрроу, семья ее, если не ошибаюсь, родом из Энгуса.
– Есть ли у вас бумаги, удостоверяющие вашу личность? – спросил мистер Ранкилер.
– Нет, сэр, – сказал я, – они у нашего священника мистера Кемпбелла и могут быть представлены по первому требованию. Тот же мистер Кемпбелл поручится вам за меня, да если на то пошло, и дядя мой, думаю, не откажется опознать мою личность.
– Не о мистере ли Эбенезере Бэлфуре вы говорите? –
спросил стряпчий.
– О нем самом, – сказал я.
– С которым вы имели случай свидеться?
– И которым был принят в собственном его доме, –
ответил я.
– А не довелось ли вам повстречать человека, именуемого Хозисоном? – спросил мистер Ранкилер.
– Довелось, сэр, на мою беду, – сказал я. – Ведь это по его милости, хотя и по дядиному умыслу, я был похищен в двух шагах от этого самого города, насильно взят в море, претерпел кораблекрушение и тысячу иных невзгод, а теперь предстал пред вами таким оборванцем.
– Вы помянули, что попали в кораблекрушение, – сказал Ранкилер. – Где это произошло?
– Подле южной оконечности острова Малла, – сказал я.
– А выбросило меня на островок по названию Иррейд.
– Э, да вы более меня смыслите в географии, – усмехаясь, сказал он. – Ну что ж, пока, не скрою, все это в точности совпадает с теми сведениями, которые я имею из других источников. Но вас, говорите, похитили? В каком это смысле?