Похищенный. Катриона

все же я родился в горах, и когда клан играет на волынке, кто должен плясать, как не я? Мой клан и мое имя – вот что главное. Меня, как и вас, тоже учил этому отец, и хорошими же делами я занимаюсь! Измены и изменники, переправка их сюда и отсюда, и французские рекруты, пропади они пропадом, и переправка этих рекрутов, и их иски

– ох, уж эти иски! Вот сейчас я веду дело молодого Ардшила, моего двоюродного брата; он претендует на поместье на основании брачного контракта, а именье-то конфискованное! Я говорил им, что это вздор, но им хоть бы что! И вот я пыжился, как мог, перед другим адвокатом, которому это дело так же не нравится, как и мне, потому что это чистая погибель для нас обоих – это непочтенно, это пятно на нашем добром имени, вроде хозяйского тавра на коровьей шкуре! Но что я могу поделать? Я принадлежу к роду Стюартов и должен лезть из кожи вон ради своей родни и своего клана. А тут не далее как вчера одного из

Стюартов бросили в Замок. За что? Я знаю, за что: акт семьсот тридцать шестого года, вербовка рекрутов для короля Людовика. И вот увидите, он кликнет меня себе в адвокаты, и на моем имени будет еще одно пятно! Честно вам скажу: знай я хоть одно слово по-древнееврейски, я бы плюнул на все и пошел в священники!

– Да, положение у вас трудное, – согласился я.

– Трудней трудного! – воскликнул он. – И потому я гляжу на вас с невольным уважением – вы ведь не Стюарт, но с головой увязли в делах Стюартов. А ради чего, я не знаю; разве только из чувства долга?

– Думаю, что вы правы, – ответил я.

– Что ж, это превосходное качество. Но вот вернулся мой клерк, и с вашего позволения мы втроем немножко перекусим. А потом я направлю вас к одному весьма достойному человеку, который охотно возьмет вас в жильцы.

И я сам наполню ваши карманы, кстати, из вашего же собственного мешка. Все это будет стоить не так много, как вы полагаете, даже корабль.

Я знаком дал ему понять, что нас может слышать клерк.

– Пусть себе, можете не бояться Робби, – сказал стряпчий. – Он сам из Стюартов, бедняга. Он переправил больше французских рекрутов и беглых папистов, чем у него волос на подбородке. Эта часть моей деятельности всецело в его ведении. Кто у нас сейчас может переправить человека за море, Роб?

– Скажем, Энди Скаугел на «Репейнике», – ответил Роб.

– Вчера я видел Хозисона, только, кажется, у него еще нет корабля. Потом еще Тэм Стобо; но я что-то в Тэме не уверен. Я видел, как он шептался с какими-то подозрительными нетрезвыми личностями, и если речь идет о важной персоне, я бы с Тэмом не стал связываться.

– За голову этого человека обещано двести фунтов, Робин, – сказал Стюарт.

– Господи боже мой, неужели это Алан Брек? – воскликнул клерк Робин.

– Он самый.

– Силы небесные! Это дело серьезное, – сказал клерк. –

Тогда попробую столковаться с Энди; Энди будет самый подходящий…

– Я вижу, большая у вас работа, – заметил я.

– Мистер Бэлфур, ей конца нет, – ответил Стюарт.

– Ваш клерк назвал одно имя – Хозисон, – продолжал я.

– Кажется, я его знаю, это Хозисон с брига «Завет». Вы ему доверяете?

– Он скверно поступил с вами и Аланом, – сказал стряпчий Стюарт, – но вообще-то я о нем хорошего мнения.

Если уж он примет Алана на борт своего корабля на определенных условиях, то я не сомневаюсь, что он честно выполнит уговор. Что ты скажешь, Роб?

– Нет честнее шкипера, чем Эли, – сказал клерк. –

Слову Эли я бы доверился, как Шевалье или самому Эпину,

– добавил он.

– Ведь это он привез тогда доктора, верно? – спросил стряпчий.

– Да, он, – подтвердил клерк.

– И, кажется, отвез его назад? – продолжал Стюарт.

– Да, причем у того был полный кошель денег, – сказал

Робин. – И Эли об этом знал.

– Как видно, человека с первого взгляда не раскусишь, –

сказал я.

– Вот об этом-то я и забыл, когда вы ко мне вошли, мистер Бэлфур, – сказал стряпчий.

ГЛАВА III

Я иду в Пилриг

На следующее утро, едва я проснулся в своем новом жилище, как тотчас же вскочил и надел свое новое платье; и едва проглотил завтрак, как сразу же отправился навстречу новым приключениям. Теперь можно было надеяться, что с Аланом будет все благополучно, но спасение

Джемса – дело куда более трудное, и я невольно опасался, что это предприятие обойдется мне чересчур дорого, как утверждали все, с кем я делился своими планами. Похоже, что я вскарабкался на вершину горы только затем, чтобы броситься вниз; я прошел через множество суровых испытаний, достиг богатства, признания своих прав, возможности носить городскую одежду и шпагу на боку, и все это лишь затем, чтобы в конце концов совершить самоубийство, причем самоубийство наихудшего рода: то есть дать себя повесить по указу короля.

«Ради чего я это делаю?» – спрашивал я себя, шагая по