– В армии мне, помимо прочего, предложили бесплатно получить высшее образование. То есть оплатить учебу, чтобы родителям не пришлось выкладывать последние сбережения, – продолжала Тамара. – У нас-то в Терре Нова нет личных наставников.
Зато есть семьи, подумал я. Индиго категорически отмел предположение о родстве со знакомыми ему Посланниками. И прозвучало это очень одиноко.
Но начать самостоятельную жизнь, ради блага близких отказавшись от семейной поддержки, – это
– Ты не жалеешь?
– О чем? Что пошла служить? Что застряла здесь на пять лет, зная, что сестры наверняка уже меня оплакали? Нет смысла жалеть о том, что случилось, надо просто взять себя в руки и действовать. Смотри под ноги, Шон, – добавила она. И вдруг я покачнулся: перенес вес при следующем шаге, но вместо перекладины наступил на твердую дребезжащую поверхность. Чуть не потерял равновесие, но Тамара подхватила меня, удержала за бока.
Навесная лестница кончилась, я стоял на верхней площадке винтовой. Обернулся, включил фонарик. Тамара была тут как тут, стойкая, непоколебимая, как изваяние.
Какая она все-таки уравновешенная, подумал я. Как корабельные весы на грав-датчиках – безошибочно улавливающие гравитационное поле помещенного внутрь объекта сквозь всю тряску, болтанку, а то и сбоящий антиграв… Но меня не переставала поражать ее адекватность. Нет, нервное расстройство, конечно, есть – одно требование четыре раза проверять пустой коридор чего стоит! Не удивлюсь, если она и пули в пистолете регулярно пересчитывала. Но все самые здравомыслящие люди, которых я знал, были похожи на нее – вот этой способностью хладнокровно действовать, невзирая на обстоятельства.
– Подвинься, а то Индиго некуда наступить, – сказала она и потянула меня за рукав. В следующий миг спустился и Посланник, сияя бледно-голубым.
Едва встав на ступеньку, он повернулся ко мне. Поднес руку к шейному кольцу и нарочито медленно воспроизвел кнопками световой сигнал. От бледного к яркому, словно цветок раскрывался. И потом два коротких, резких – как удары сердца.
Его имя.
Закончив, он опустил руку.
– Сам цвет здесь не имеет значения, для имени можно использовать любой.
Потрясающе!
– То есть цвета только выражают форму вежливости, а сами по себе ничего не значат?
– Именно так, – кивнул он. – Синий обычно используется для нейтрально вежливых конструкций в беседе с незнакомцами. Чем ближе к красному, тем более неформальная фраза – или менее вежливая, смотря по обстоятельствам. Фиолетовый – это уважительное обращение.
– А если собеседников больше семи? – поспешил я спросить, пока Посланнику не надоело удовлетворять мое любопытство. – Как тогда…
– Вот дерьмо, – прошипела Тамара таким тоном, что я немедленно умолк и обернулся посмотреть, в чем дело.
Внизу, на каждой ступеньке, толпой стояли «дети». Еле различимые в слабеньком свете фонаря, не мигая они глядели на нас снизу вверх, живой стеной преграждая путь.
49. Чертовы детки!
– Вот дерьмо, – согласно повторил я, ибо это слово полностью отражало ситуацию. Индиго промолчал.
– А как будет «дерьмо» на языке света? – спросил я. Тамара уже тянула дубинку из импровизированного чехла, пристегнутого к спине.
Посланник покачал головой:
– В нашем языке нет бранных слов как таковых.
Прелесть какая.
– Ну, хоть какие-то неприличные слова должны быть?
– Слово становится приличным или неприличным в зависимости от того,
– Вам бы, Индиго, стоило научиться ругаться, – сказала Тамара, осторожно спускаясь еще на одну ступеньку и держа дубинку наготове, – говорят, помогает унять боль и тревогу.
– Может быть, позже, – кивнул Индиго и быстро протиснулся мимо. На узкой лестнице было трудно разминуться, он чуть не впечатал меня в стену. Вырвался в авангард и встал на нижней ступеньке, прикрывая нас. Я опасливо выглянул из-за плеча Тамары и спросил:
– Как будем пробиваться?
Индиго вытащил нож.
– Ну что ж, – выдохнул я, и он шагнул вперед.
Ближайший к нам ряд попятился. «Дети» заскакали вниз по лестнице, шипя и щерясь. Индиго в блеске огней и с грозно воздетым клинком погнал их дальше, а мы шли за ним, спускаясь все ниже и ниже. «Дети» продолжали отступать, и я успел подумать, что у нас есть шанс добраться до цели.
Но потом случайно скользнул взглядом по стене и увидел, что она буквально испещрена нишами. И в каждой сидят «дети», сверлят нас угольно-черными взглядами. Потом оглянулся назад – и там успели собраться несколько штук. Некоторые сидели на верхней ступеньке и глядели нам вслед. Из-за избытка зубов их щеки казались надутыми.
Я перегнулся через перила и глянул вниз: витая лестница уходила далеко-далеко, постепенно растворяясь во тьме. Бесконечные крутые ступени перемежались квадратными площадками.
Нам не дойти.