Похититель костей

А потому я прячу свой страх глубоко-глубоко, затем сажусь на стул и достаю из раствора первую из сломанных костей. Кости бабули были приготовлены для моего доведывания так, чтобы каждая из них являла собой собрание различных будущих путей. Я закрываю глаза и приступаю.

Я утрачиваю ощущение времени, забываю, где нахожусь, исследуя различные пути, по которым могла пойти жизнь Лэтама. Я вижу его во младенчестве, в детстве, в юности. Вижу, как он знакомится с моей матерью. На одном из путей он вообще не встречается с ней – но на каждом из них имеется развилка, связанная с Верховным Советом, – должно быть, поэтому он и сломал именно эти кости.

– Верховный Совет порочен, – говорит он Эвелине на одном из путей. Они гуляют по улицам Кастелия-Сити теплым вечером после грозы. Булыжники мостовой мокро блестят в свете уличных фонарей.

Эвелина переплетает свои пальцы с его пальцами.

– Почему ты так говоришь?

– Они уже много лет накапливают магическую силу, наращивают свою власть.

– Как это? Ведь в Кастелии магическая сила есть у многих. Как же Верховный Совет может ее копить, даже если бы им того хотелось?

Лэтам смотрит на нее с ласковой улыбкой:

– А ты знала, что обряд сопряжения с магией существовал не всегда?

– В самом деле?

Он заправляет за ее ухо прядь волос.

– В самом деле. Те, у кого имелись магические задатки, могли использовать свою силу свободно. Но затем Верховный Совет решил, что слишком много магической силы сосредоточено в руках слишком малого количества людей, и начал заставлять учеников специализироваться на какой-то одной узкой области магии. А поскольку те магические задатки, которые человек не использует, мало-помалу сходят на нет, это было действенным способом ограничить магическую силу.

Эвелина морщит лоб:

– Но ты же сказал, что Совет накапливает магическую силу.

– Так оно и есть. Потому что эти правила писаны не для них. Членам Совета разрешено использовать любую магию, какую они только захотят. И сопряженную, и ту, которая не была с ними сопряжена.

– Но ведь обряд сопряжения с магией проводится, когда они еще так юны. Разве их магическая сила не сводится только к одной области задолго до того, как их назначают в Верховный Совет?

– То-то и оно. – Лэтаму явно нравится этот вопрос. – Члены Совета применяют несопряженную магию на протяжении всей своей карьеры. Когда речь идет о влиятельных высокопоставленных семьях, за соблюдением правил никто не следит. Меж тем как другим людям за их нарушение грозит смерть.

На лице Эвелины отражается ужас:

– Какой кошмар.

Он сжимает ее руку:

– Я изменю такое положение дел. Вместе мы сможем изменить мир.

У меня перехватывает дыхание. Незадолго до гибели матушки у нас с ней был похожий разговор по поводу обряда сопряжения с магией. Я мысленно слышу ее слова: «Когда-то магия могла развиваться совершенно свободно, не зная никаких границ. И такой узкой специализации, как сейчас, не было и в помине. Теперь же кости покупают и продают. Магия стоит денег. И из-за этого страдаем мы все».

Матушка согласилась бы с Лэтамом, что перемены необходимы. Осознание этого словно сдвигает что-то внутри меня.

И позволяет мне увидеть поступки Лэтама в новом свете. Он был зол на Верховный Совет и раньше, до того, как члены Совета аннулировали его сопряжение с девушкой, которую он любил.

Я смотрю на пути, в которых Лэтам ведет многочисленные разговоры со своим отцом, задавая хитро замаскированные вопросы, направленные на выявление членов Совета, помогших его родителю разлучить их с Эвелиной. В некоторых из своих путей он держит список их имен на прикроватной тумбочке и перечитывает его как одержимый.

А потом я натыкаюсь на то, от чего у меня холодеет кровь. Убийство одного из членов Верховного Совета. При загадочных обстоятельствах, имеющих разительное сходство с обстоятельствами убийств в Мидвуде. Заклинательница Костей, входившая в Совет, была обнаружена в своем доме с перерезанным горлом. Ее убийцу так и не нашли. Это она проводила то самое второе доведывание, по результатам которого заявила, что у Эвелины нет суженого нигде в стране.

Я вспоминаю о том освободившемся месте в Совете, о котором Лэтам разговаривал со своей матерью. Это место освободил он сам. И попытался заполнить его моей матушкой. Поначалу я сочла, что ее переезд в столицу был нужен ему, чтобы ему стало легче ее убить, но теперь я не знаю, что и думать. Почему он хотел, чтобы она вошла в Совет – потому, что желал убить ее, или потому, что она была с ним согласна? Кем он считал ее: врагом или союзницей?

Я иду дальше, дальше, рассматривая один путь за другим, пока не устаю так, что дурею и утрачиваю ясность мыслей.

Я отнимаю руки от кости и массирую виски.

– В чем дело? – спрашивает Брэм. – Что ты увидела?

– Я знаю, чего хочет Лэтам, – отвечаю я, – но не знаю, как его остановить.

– И чего же он хочет? – тихо говорит Тесса.