В зале повисла тишина. Смолкли шепотки, кажется, даже никто не шевелился. Этас слышал взволнованное, прерывистое дыхание Джайны, почувствовал, как сидевший справа от него Хаторель сжал его пальцы (рыжий и не заметил, когда тот успел взять его за руку).
«Я бы простила его, конечно же». Алекстраза произнесла эти слова так, словно озвучила всем известную истину, несомненную и не требующую доказательств. Этас ощущал внутренний протест, ему хотелось подойти к ней и сказать, что она не права, поспорить, попытаться переубедить ее. Она должна понять, что вовсе не обязана прощать такое! И если она говорит о прощении не из чувства долга, а по велению души, то это неправильная позиция! Ценить и оберегать чужую жизнь, даже если это жизнь врагов и недостойных уважения существ – это одно, а прощать такие мерзости – это уже слишком!
Этас был с Алекстразой не согласен и оттого казался самому себе недостаточно хорошим. Кориалстраз… он был драконом Красной стаи, ее мужем. Он разделял ее точку зрения? Возможно. Пожалуй, да. Он умел видеть всех насквозь и понял бы искренность просьбы о прощении.
Вот оно, настоящее милосердие и умение прощать. Не терпеть все обиды молча, а даровать прощения только тем, кто искренне просит о нем. Половина правильного ответа была заключена в вопросе Защитника. «… и со всей искренностью попросил прощения».
Какую обиду и какое преступление нужно прощать? Это зависело не от личности пострадавшего, а от искренности виновного. Осознав, что именно Алекстраза имела в виду, Этас почувствовал, как уходят чувство несогласия и напряжение.
Больше Алекстразу ни о чем не спрашивали, и сегодняшнее заседание закончилось. Этас вышел вместе с Хаторелем на одну из террас Храма. Вид на озаренные заходящим солнцем горные пики был прекрасен, но ощущение душевного покоя опять пропало. Этаса не покидало чувство, что Алекстраза преподала сегодня им всем очень важный жизненный урок, но он из-за черствости или душевной лени не сумел усвоить его.
Тот, кто искренне раскаивается в содеянном, тот заслужил прощение – казалось бы, простая и удобная формула. Ничего принципиально нового в этом не было. Этас даже припомнил несколько пословиц из талассийского и всеобщего, выражавших в той или иной форме эту мысль. Смутно всплывали в голове касающиеся этой темы отрывки философских трудов, которые когда-то, в годы обучения, приходилось вызубривать, делая вид, что понимаешь смысл. Но жизнь сложнее любых принципов и правил. Когда Этас пытался применить этот метод к реальным жизненным ситуациям – он оказывался в тупике.
Искренность – как ее определить и измерить? Насколько Этас может доверять своей интуиции и голым фактам в этом вопросе?
Должен ли Этас простить Верису и Джайну? По-настоящему, а не только на словах, простить, ведь Джайна уже дважды просила его об этом, и на Острове Грома она, как ему казалось, говорила начистоту, без притворства и без задней мысли.
А Вериса… была Верисой. Она не умеет просить прощения, и означает ли это, что она никогда не сможет его получить? Алекстраза точно сказала бы, что это нормально, что Этас все еще любит свою дурную младшую кузину, даже если она совершила отвратительный поступок и не особо-то раскаялась.
Должен ли Этас простить Кольтиру, если тот извинится – впрочем, он-то точно не извинится, скорее уж Вериска напьется и проболтается, что понимает свою ошибку и сожалеет о ней. Правильным ли будет такое прощение? Впрочем, простить – это еще не значит продолжать общаться, верно?
А что насчет Фанлира? Он не мог попросить прощения у Похитителей Солнца, потому что нарушил бы приказ великого магистра. Перед Этасом он, конечно, не извинится, потому что у них вражда. Но Роммат говорил, что Фанлир понял, что был неправ… Нет, ничего он не понял. Этот самодовольный хлыщ считал, что его заслуги не оценили, а оказанное ему великим магистром благодеяние по возвращению его продажной шкуры в Квель’Талас наверняка рассматривал как часть сделки, плату за шпионаж. Фанлир не заслуживал прощения, это точно!
А вот Кадгар однажды просил Этаса о прощении и выглядел тогда в достаточной мере искренним. Но он извинялся за личное, а не за политику, четко очерчивая границы своего сожаления, и никаких оправданий и смягчающих обстоятельств у него не было. Этас ни тогда, ни сейчас не чувствовал в себе желания и силы простить Кадгара и снова начать относиться к нему хорошо и с уважением.
Хаторель стоял у Этаса за плечом и так же смотрел на открывающийся с террасы вид, и рыжий был благодарен ему за эту молчаливую поддержку. Хаторель тоже был учеником Краса и во многом разделял его убеждения, но рыжий почему-то не хотел сейчас делиться с ним своими мыслями. Возможно потому, что собственные казались ему неправильными. То излишне идеалистичными, оторванными от реальности, то слишком озлобленными и мелочными.