Похитительница кошмаров

Пока они с Амосом крались по наклонному проходу тёмного зала, Марен чутко прислушивалась, нет ли рядом Анри. Но попугай либо прятался, либо спал. Или же он нашёл выход и улетел, хотя она очень надеялась, что не нашёл, потому что в её голове проросло семя новой идеи и росло стремительно. Запасной план на случай, если они не смогут отсюда выбраться.

Марен понятия не имела, который час, куда пропала Обскура и здесь ли ещё этот человек с голосом сороконожки. Она молилась о том, чтобы им не столкнуться с кем-то из них в дверях, если злодеи вдруг вернутся. Но даже если такое случится, она могла бы достаточно долго их отвлекать, чтобы Амос успел убежать.

Сквозь щель между дверьми в задней части театра проникал свет. Набрав полную грудь воздуха, Марен поманила Амоса и приоткрыла дверь. Та издала ужасный, мучительный скрип, от которого у неё на глаза навернулись слёзы, но коридор был пуст. Перила парадной лестницы были увиты голубыми рождественскими гирляндами на батарейках. Некогда роскошный ковёр лежал в клочьях, окошечки касс покрывал слой пыли и грязи. В углу съёжилась разбитая буфетная стойка, словно ожидая, что кто-то вернётся с бейсбольной битой и закончит работу времени.

Сбежав с лестницы, Амос галопом бросился к средним дверям и налетел на них как таран. Увы, они даже не дрогнули. Тогда он потянул их на себя. Бесполезно. Марен попробовала другие двери, но результат был тот же.

Должен же быть другой выход.

– Я проголодался как волк, – простонал Амос, когда они проходили мимо буфета.

Марен юркнула за облезлый прилавок и стала рыться на полках и в шкафах, но все коробки с конфетами прогрызли мыши.

– «Сливочные ириски»? – Амос поднял изодранный пакетик.

Марен подумала и покачала головой.

– Я бы не советовала, если не хочешь подцепить мышиную чумку.

Амос пожал плечами и сунул в рот пригоршню слипшихся ирисок. Через пару секунд его глаза выпучились, и он выплюнул липкий комок на пол. Марен закатила глаза и указала в сторону зала.

– Давай пойдём вслед за указателями на выход. Один из них наверняка открыт.

Но каждая дверь, которую они находили, была заперта на засов, каждое окно крепко заколочено досками.

– Ух ты, она и вправду всё тщательно спланировала, – сказал Амос, с силой пнув непробиваемую стальную дверь.

Марен поморщилась, гадая, как долго Обскура планировала это похищение. Или она сначала намеревалась схватить Хэлли? Интересно, как бы развивались события, если бы она вовремя предупредила Хэлли, и аварии не произошло. Возможно, вместо неё пленницей в этом театре стала бы Хэлли. Но Хэлли наверняка за пять минут сообразила бы, как сбежать отсюда.

Амос прошмыгнул на лестницу, что вела в подвал, и высунул голову.

– Эта лестница также ведёт наверх. Возможно, там будет пожарный выход или окно. Мы сможем его разбить и выпрыгнуть в него.

– Отличная идея.

Марен последовала за ним вверх по ступеням. Слабый шорох сделался громче. Нежный, как шёпот тысячи голосов одновременно. Мотыльки. Кожа Марен покрылась мурашками. Они с Амосом дошли до самого верха и вошли в заполненный хламом и тенями зал. Шорох мотыльков становился всё громче, пока не превратился едва ли не в рёв, доносившийся из-за двери справа. Судя по его звуку, их там были тысячи. Они порхали туда-сюда, налетая на противоположную сторону. Возможно, это было лишь воображение Марен, но ей показалось, что деревянная перегородка выгнулась под их напором.

– Здесь как-то особенно жутко, – сказал Амос, застёгивая толстовку до подбородка и засовывая руки в карманы.

– Закрой рот, – велела ему Марен, натягивая капюшон ниже, а рубашку до самого носа. Амос сделал то же самое, и они на цыпочках прокрались мимо двери. «Если ничего другого не останется, – подумала Марен, – можно поискать в этой комнате окно. Но лишь после того, как все остальные возможности будут исчерпаны».

Следующая дверь открывалась в кладовку, полную метёлок, швабр и чистящих средств из другой эпохи. Перед тем как уйти, Марен открыла контейнер с отбеливателем, – настолько древним, что на нем не было крышки, защищающей от детей, – и сунула крышечку в карман. Запасной план в её голове пустил побеги, на которых выросли листья и почки, и он был почти готов к цветению.

Дверь в конце коридора была приоткрыта, и ноздри Марен защекотал слабый запах жасмина. Кто знает, вдруг Обскура вернулась несколько часов назад и легла спать в этой самой комнате? Но из всех помещений театра в комнате Обскуры наверняка открывалось окно, и они не могли упустить такой шанс. Марен подобралась ближе, пытаясь уловить звуки дыхания или движения, и прижалась лицом к щели в двери.

Комнату освещали такие же голубые рождественские огоньки, что и вестибюль. Марен разглядела старинную кушетку, задрапированную прозрачными шарфами. Она приоткрыла дверь ещё немного. Перед зеркалом стоял туалетный столик. По-прежнему никакой Обскуры. Затаив дыхание, Марен распахнула дверь полностью.

– VOUS PUEZ COMME UNE BANDE DE VIEUX PIRATES![18]