– Да, мой господин! Этот «яйца ублюдка» обнаглел до того, что объявил себя самым главным в лагере и требует всех повиноваться себе, так как он послан Небом. Мало того, эта «обезьянья подстилка» потребовал, чтобы все добро, награбленное у христиан и иностранцев, солдаты несли прежде всего к нему.
Лицо Не Шичэна закаменело. Его темные, как маслины, глаза неподвижно уставились куда-то поверх головы офицера.
– Дин Ксу, месяц назад я вручил тебе перо павлина за проявленную смелость в бою… – Взгляд генерала опустился вниз и вперился в лицо подчинённого, после чего он процедил сквозь сжатые зубы: – Приведи Чжан Лао ко мне или принеси его голову.
– Слушаюсь, мой господин.
Дождавшись, когда офицер Дин покинет палатку, генерал поднялся на ноги и начал не спеша одеваться. Натянул сапоги, накинул белый с узорами, соответствующими его званию, халат, подпоясал его ремнем, пристегнул саблю. Револьверы брать не стал. Надев на голову белую шапку с красными шариком и бахромой, проверил, как легла на спину коса, и вышел из палатки.
Шум в лагере усилился. Раздалась барабанная дробь, запели трубы. Среди костров заметались тени. Потом эти тени одной волной пошли в северо-восточную часть лагеря. Стрельба сначала участилась, а потом стихла. Прошло около пятнадцати минут, и перед генералом, стоявшим перед входом в палатку в окружении адъютантов и четверки телохранителей, предстал возмутитель спокойствия.
Чжан Лао, один из главных предводителей боксёров, встал напротив генерала и сложил руки на груди, с вызовом уставившись в глаза Не Шичэна. Одетый во все красное – чалму, кофту, шаровары, пояс, туфли, Чжан в отблесках костра и слабом свете фонарей перед палаткой выглядел зловеще. Иероглифы и неведомые знаки, вышитые черными нитями на набедренниках и груди, придавали ему ещё и мистический вид. Из вооружения у главаря восставших за поясом был нож и две кривые короткие сабли в одних ножнах за спиной.
– Ты звал меня? – с вызовом произнёс Чжан.
– Да, Чжан Лао. Мне доложили, что ты объявил себя главным. Это так?
– А разве ты четыреста дней постился и молился, чтобы достичь просветления? Тебе удалось из «мутного» Хунь сделать «светлый» Цинь? Это ты недоступен наваждению злых духов, болезням, несчастиям, голоду и смерти? Это тебе не страшно заморское огнестрельное оружие, в котором я не нуждаюсь, так как верю только в силу своей сабли, ножа и китайского копья? Разве ты веришь в справедливость и всемогущество Неба, Тен, и великого небожителя, бога войны Гуань-лао-е, которые всегда спасали срединный народ от злых подземных духов, а теперь спасут от земных белых дьяволов? Так кто тогда здесь главный?!
– Ты действительно веришь в эту чушь? – На лице генерала появилось выражение неподдельного удивления.
– Ты слишком много общался с чужеземцами и почти потерял свою веру и родину. Но я могу попросить Небо и Гуань-лао-е простить тебя, если ты примешь тайное учение Кулака, Правды и Согласия, а завтра твои солдаты под моим руководством уничтожат всех «заморских дьяволов» в Тяньцзине, – с пафосом произнёс предводитель боксёров.
– Твоя наглость, Чжан, не имеет границ. Сейчас твои люди сдадут всё огнестрельное оружие, которое я передал им из арсенала. Хватит вам кулака и копья, всё равно стрелять ихэтуани твои не умеют. Палят либо вверх, либо по моим солдатам, но никак не в чужеземцев. А завтра твои бойцы, Чжан, пойдут на приступ вокзала и захватят его, показывая смелость и отвагу. Пока я видел не воинов, а бандитов, у которых храбрости хватает только, чтобы грабить да убивать безоружных и детей. Если ты откажешься, то я казню тебя за подстрекательство к бунту и за то, что твоя банда сожгла половину Тяньцзиня. Ты всё понял?! – генерал спокойно смотрел в глаза главе отряда восставших.
Возмущённый Чжан только потянулся руками к эфесам сабель, как его голова отделилась от тела и упала на землю. Тело, фонтанируя кровью, постояло несколько секунд, а потом рухнуло. Удара генерала никто не успел рассмотреть. Раздались хрипы, стоны. Телохранители и солдаты генерала быстро расправлялись с ихэтуанями, которые сопровождали на встречу своего предводителя.
Не Шичэн резко взмахнул клинком, стряхивая с него кровь, после чего вложил саблю в ножны.
– Дин Ксу, приведи ко мне кого-нибудь из главарей этих бандитов, который не совсем сошел с ума от всяких ихэтуаньских бредней и с которым можно решить вопрос о завтрашнем наступлении на вокзал, – спокойно произнёс генерал, на лице которого застыли капли чужой крови.
– Слушаюсь, мой господин, – офицер упал на одно колено и ударил кулаком в грудь. Поднявшись на ноги, махнул головой солдатам, которые подхватили тело Чжана и его голову и понесли в сторону. Туда же стали оттаскивать тела остальных убитых боксёров.
В этот момент раздался стук копыт, и в освещенный круг перед палаткой на взмыленном коне подлетел китайский всадник. Осадив коня на приличном от палатки расстоянии, всадник соскользнул с седла и, не добежав пяти шагов до Не Шичэна, упал на колени и поднял над головой деревянный футляр для перевозки писем.