Поход без привала

Он был не только генералом, он был солдатом этой войны: прошел ее всю, от первого до последнего выстрела, не зная ни отпуска, ни выходных дней.

Возможно, когда-нибудь я попытаюсь продолжить книгу об этом замечательном человеке.

Несмотря на разницу в возрасте, мы с Павлом Алексеевичем были друзьями. Узнав, что я намереваюсь писать о нем, он посмеивался, шутил, но охотно отдавал мне различные документы, дневники, фотографии. Однажды у него вырвалось: «Пишите только правду. Пусть она будет колючая, трудная, как сама жизнь. Лишь правдивая книга имеет цену, а не поделки на злобу дня».

Я запомнил эти слова и старался, как мог, выполнить пожелания генерала.

Вместе с Павлом Алексеевичем отмечали мы 9 мая 1962 года очередную годовщину Победы. В квартире на 1-й Брестской улице собрались бывшие фронтовики. Пришел полковник Кононенко, до самого конца войны возглавлявший разведку 61-й армии. Александр Константинович был энергичен и весел. Охотно пел, подкручивая пышные казацкие усы. Молча улыбался медлительный полковник Грибов, бывший в рейде начальником тыла.

Заводили любимые пластинки Павла Алексеевича — на них записаны были кавалерийские сигналы: резкие, тревожные и зовущие. Понурили головы старые конники, вспоминая былое. Потом Павел Алексеевич встряхнулся и сказал, что Великая Отечественная война была лебединой песнью кавалерии. Советские конники достойно спели ее. Все десять кавалерийских корпусов, имевшихся в Красной Армии, стали гвардейскими.

Вспомнили старых друзей. Уже не было в живых Алексея Варфоломеевича Щелаковского, работавшего после войны военкомом Харьковской области. Говорили о Викторе Кирилловиче Баранове, который принял от Белова корпус и провел его по военным дорогам до самой Германии. Герой Советского Союза генерал-лейтенант Баранов обосновался в Днепропетровске. Собрал вокруг себя трудных ребят, организовал военный кружок, рассказывал хлопцам о боях, о смелых кавалерийских атаках.

Прислал телеграмму генерал-лейтенант Вашурин, командовавший одной из армий. Удивил всех Юрий Дмитриевич Милославский. После расформирования кавалерийского корпуса он был переведен в Военно-Морские Силы, быстро зарекомендовал себя там умелым политработником. И вот ему присвоили адмиральское звание, о чем он и сообщил в поздравительном письме.

Обещал приехать к праздничному столу Герой Советского Союза генерал-лейтенант Осликовский, да не нашлось времени. Был занят делом ответственным и трудным. Консультант «Мосфильма», он готовил кавалерию для съемок «Войны и мира». А где взять столько лошадей, столько хороших наездников?!

Павел Алексеевич был оживлен в тот праздничный вечер, чувствовал себя бодро. Радушный хозяин никого не оставлял без внимания, шутил, припоминал веселые кавалерийские истории. Он сказал мне, что начинает работать над статьей о психологии солдата в современном бою.

Летом и осенью виделись мы реже обычного. Жизнь текла своим чередом. И вдруг 3 декабря рано утром ко мне пришел Кононенко. Увидев его опущенные плечи, потухшие, заплаканные глаза, я понял — случилось непоправимое. Сам собой вырвался вопрос:

— Когда?

— Сегодня ночью, — хрипло произнес Кононенко, — Сердце.

Потом был просторный зал Центрального Дома Советской Армии, затянутый черным крепом. Сменялся почетный караул. На высоком постаменте лежал среди цветов человек с очень знакомыми чертами лица, но было оно застывшее, неподвижное, далекое от земной суеты.

Входили в зал маршалы и генералы. Тихо подошел к гробу Климент Ефремович Ворошилов: маленький, совершенно седой, в неброском синем костюме. Поклонился, устало сел рядом с Евгенией Казимировной. С другой стороны приблизился крепкий, несгибаемый словно штык Буденный.

Негромко звучала музыка:

Прощай же, товарищ, ты честно прошел

Свой доблестный путь благородный…

Я держал в руках записку, найденную в партийном билете Павла Алексеевича. Это были последние слова, обращенные к единомышленникам-коммунистам, и я считаю, ко мне лично. На бланке депутата Верховного Совета стояла дата: 3 мая 1955 года.

«Ввиду частых приступов стенокардии решил вложить в партийный билет эту записку. Несмотря на трудности, переживаемые страной и партией, я твердо верю в нашу Коммунистическую партию и ее Центральный Комитет. Есть ряд явлений, в том числе и послевоенных, которые заслуживают суровой критики, но критика неудач еще более убеждает меня, что программа Ленина — единственно правильная программа.

После кончины Сталина делаются величайшие усилия для исправления недостатков. Я смотрю в будущее с убеждением, что дело, которому я посвятил всю свою жизнь, есть дело правое, испытанное и в горе и в радости. С чувством благодарности и признательности Коммунистической партии я оставлю жизнь, когда остановится сердце.

Прощайте, товарищи!

П. Белов.

Все верно и с особой силой и ясностью подтверждено XX съездом КПСС.

П.Б. 09.3.56 г.»

Среди самых дорогих мне бумаг храню я это посмертное послание Павла Алексеевича.