Поход на Бар-Хото

За кладбищем, вдоль единственной улицы Консульского поселка, в домах зажигались огни; за ними угадывалась в темноте безмолвная громада Богдо-улы. Остальное пространство занимала главная монгольская достопримечательность – звездное небо невероятной красоты и мощи. Эта сверкающая бездна с резко бросающимися в глаза созвездиями всегда вызывала у меня мысль о соседстве каких-то таинственных и грозных сил, нигде больше не подступающих к нам так близко. Вечерами, так же покуривая у окна моей квартиры, глядя на выбеленный луной медный купол Майдари-сумэ, я думал, что этот мир останется неуязвим для нивелирующей европейской пошлости, – а сейчас музыка сфер над ночной Ургой казалась сродни патефонному шлягеру в дешевом борделе.

Через неделю я навсегда оставил Ургу. Предстояло доехать до Усть-Кяхты, там сменить лошадей на пароход, по Селенге приплыть в Верхнеудинск и сесть на поезд до Петербурга. Выехали рано утром, подножие Богдо-улы и ближайшие к дороге лощины были затянуты туманом. Выше, над выжженной июльским зноем высокой сухой травой, темнела не подвластная смене сезонов, по-монашески строгая зелень кедров и сосен. На фоне обволакивающей их бледной кудели то и другое казалось впечатанной в тело священной горы аллегорией бесплодности страстей и плодотворности аскезы.

Сразу за Ганданом подъем кончился, лошади побежали вниз, и Урга с ее дворцами, дуганами, юртами и фанзами быстро исчезла за грядой подступающих к ней с севера каменистых полугорий. Последним скрылся из виду позолоченный ганжир на заложенном еще до моего приезда и лишь недавно достроенном храме Мижид Жанрайсиг[22]. Внутри него ярусами стояли десять тысяч бронзовых фигурок Будды Аюши, покровителя долгоденствия, – ожидалось, что они возвратят Богдо-гэгену зрение и продлят его царствование до пришествия Майдари. Все воины в этом бравом тумене отлиты были не в китайском Ланьчжоу, откуда издавна шла в Монголию такого рода продукция, а на варшавской фабрике Мельхиора. Труды Серова не пропали даром. Братья Санаевы уже воспели в стихах несравненное качество этих изделий.

34

За день до отъезда мне показали рапорт Комаровского о его пребывании в Бар-Хото и аресте Зундуй-гелуна.

«Когда я с двумя казаками и конвой-переводчиком зашел к нему, – писал он, в частности, – Зундуй-гелун растерялся. Я через переводчика сказал ему, что он арестован, и попросил отдать мне винтовку, которую, как я успел заметить при входе, он быстро зарядил и поставил у стены. Он нерешительно подал ее мне, сомневаясь, по-видимому, правильно ли делает. Она оказалась заряжена полной обоймой, очередной патрон в стволе. Я потребовал выдачи всего имеющегося у него в наличии оружия и получил карабин-пистолет Маузера с приставленным к нему прикладом-кобурой, также заряженный полной обоймой из десяти патронов, очередной патрон в стволе, предохранитель открыт.

“Больше никакого оружия у меня нет”, – сказал Зундуй-гелун, после чего я объявил ему, что завтра он поедет со мной в Кобдо. Он ответил: “Да-да, я поеду в Кобдо, обязательно поеду, но не сейчас. Сейчас я болен. Как только выздоровею, сразу и поеду”. На это я ему повторил, что он арестован и поедет со мной, когда я ему прикажу.

Во время нашего разговора началась перестрелка – это хорунжий Попов со 2-й полусотней приступил к разоружению дербетов из его личной охраны и других преданных ему лиц, которые предварительно были мне указаны Наран-Батором. Стрельба продолжалась не более двух-трех минут, затем всё стихло. Позже мне доложили, что с нашей стороны потерь нет, а у монголов один человек убит, трое ранены.

Когда раздались первые выстрелы, казак, стоявший позади Зундуй-гелуна, сказал мне: “Ваше благородие, он в левой руке, под халатом, что-то держит”. Переводчик тотчас взял его за левую руку, я – за правую и приказал ему встать. Он повиновался, при этом из-под халата у него выпал малый пистолет Маузера. Подняв и осмотрев его, я убедился, что и он заряжен полной обоймой из десяти патронов, десятый патрон в стволе, предохранитель открыт.

Я сел напротив него и спросил, чего он хотел достичь, узурпируя власть над бригадой и требуя изгнания из Монголии всех русских. “Счастья для монгольского народа”, – ответил он, как мне показалось, искренне, хотя в его положении ему не оставалось ничего иного, как оправдывать свои действия добрыми намерениями. Я предложил ему объяснить, в чем, по его мнению, состоит счастье монгольского народа…»

Дальше шел какой-то сумбур. То ли Зундуй-гелун не смог толком ответить на вопрос Комаровского, то ли переводчик его не понял или не сумел достаточно внятно перевести ответ на русский, то ли Комаровский плохо понял переводчика. Пришлось несколько раз перечитать это место, чтобы восстановить примерный смысл сказанного.