Поход на Москву

Марковцы вошли в Ливны. Немало народа встречало их с радостью. По крайней мере, так казалось. Обычное дело: в городах и больших населенных пунктах их встречали толпами, а в деревнях безлюдьем. Марковцев тянуло к жителям, чтобы узнать от них, как они жили при большевиках и как относятся они к своему освобождению. Невольно искали случая найти подкрепление той душевной радости, которую испытывали сами. Первое впечатление от разговоров: жители, и особенно интеллигентный слой, продолжали жить под влиянием страха. Не сразу они становились откровенными. Но вот в одной высококультурной семье разоткровенничались. Оказалось, что интеллигенция испытывает страх не только перед большевиками, но в некоторой степени от мысли о своей судьбе при белых.

— Что теперь будет с нами? Как мы будем жить? При красных мы кое-как устроились, служили, нам платили, ели скромно и не голодали. А теперь? Да допустите ли вы нас, служивших у красных, на службу в своих учреждениях? — говорили они.

Чем их утешить рядовым марковцам?

В Курске. В семье доктора; все почтенного возраста; рады освобождению; не знают, как благодарить. И в другой культурной же семье, где молодежь была на красной службе в разных учреждениях, беспокойство. Разговор не вяжется. Конечно, говорят о тяжелой жизни, а один из членов семьи передал то, что было сказано бывшим генералом, красным начдивом, стоявшим у них на квартире: «Все тяжести жизни в наше время вызваны Гражданской войной, и только по окончании ее жизнь может войти в норму». Но что же, в сущности, сказал генерал? Как его поняли эти люди? Он ушел с красными, следовательно… «Жизнь войдет в норму лишь с победой белых, и эта их победа принесет и конец войны», — заявили марковцы. Семья молчала. Интеллигенция. Что ей Россия?

Марковская часть расположилась в деревне в районе города Щигры. Один из командиров с помощником на квартире учителя народной школы. Их встретили холодно, но не без радушия. Пока хозяйка ставила самовар и что-то готовила, офицеры вели с учителем трудный разговор: он с ними был не весьма словоохотлив. Бросили взгляд на обстановку: чистая, уютно обставленная комната и квартира, на стенах портреты, литографии; этажерка с немалым числом книг; письменный и обеденный столы, стулья, два кресла…

О текущей войне офицеры не поднимали разговора, надеясь, что заговорит о ней учитель. Но он молчал. Говорили о местности, о болотистой реке Щигор (Рать), где должна быть отличная охота. Вспомнили о И. С. Тургеневе, который охотился в этих местах. Однако тянуло поговорить о войне, о положении при большевиках, расспросить учителя, который, безусловно, много мог бы рассказать. Начали с вопроса о народном образовании.

— Большевики, вероятно, решительно коснулись школы, провели ломку? — высказал мысль один офицер.

Учитель как-то сразу стал энергичным и твердым.

— Да. Реформы! Но школу и тем более народное образование они не ломают, а проводят улучшения. Я не вижу и не ожидаю ничего, что бы грозило народному образованию.

Офицеры стали задавать ему конкретные вопросы.

— Единственно, что может помешать школьному делу, это междоусобная война. Вообще, она расстроила жизнь всему народу, — твердо отчеканил он.

Офицеры насторожились и с трудом сдерживались от острых вопросов и своих высказываний. Наконец, один из них сказал:

— Но с войной ведь вам-то надо примириться, так как один из тех, кто предсказывал «бурю», висит у вас на стене (М. Горький), а другие вели к ней (Чернышевский, Белинский…).

Учитель больше не отвечал. Офицеры стали болтать с его женой. Морально тяжело чувствовали они себя у этого народного учителя.

С артиллеристами произошел такой случай. Их разведчики влетели в село, которое очищали красные. Пули свистели по улицам. Желая выяснить отношение к белым со стороны интеллигенции, они разыграли такую сцену: вбежали в дом, явно не крестьянский, и там встретили священника.

— Батюшка! Укройте нас. Спасите от красных.

И в ответ услышали грозное:

— Уходите, уходите, окаянные! Кровь проливаете, людей озлобляете, жизнь мирную нарушаете.

Ни слова не возразив, разведчики вышли из дома. Им было не до смеха, хотя он и вырвался в первый момент. Жалкое положение интеллигенции: из-за страха перед красными она гонит от себя и белых. Жаль стало священника, видимо много пережившего. Но вот тогда же, проходя по улице села, разведчики встретили крестьянку, сказавшую им:

— Родные. Вы, кажись, белые? У меня в доме два раненых казака. Укрыла я их, когда напали красные. Один из них умирает. Пришлите доктора, может, спасет его.

Глубокой благодарностью наполнились сердца разведчиков. Оказывается, что крестьянка не вызывала местного лекаря к раненым потому, что «он большевик».

Батальон марковцев за день боя, разбив красных, продвинулся вперед более чем на 15 верст. Была ночь сырая, холодная, когда один крестьянин сообщил, что в следующей деревне, верстах в пяти, скопились большие обозы красных, а части уже ушли. Немедленно был организован налет на эту деревню.