Поход на Москву

Еще дальше я сам вызвался ехать квартирьером с тем же Ашуркиным и несколькими партизанами. В степи мы заметили около самой дороги небольшую кучку людей: у развалин какой-то постройки стояло человек шесть казаков и заседланных лошадей. Один из них, держа лошадей, флегматично крутил папироску. Другие казаки держались полукругом и молчали. За ними, у стены, лицом к нам, стояли четыре каких-то человека, одетых не по-крестьянски, и перед ними два пожилых казака. Я прислушался. Один из старых казаков, пощипывая свою бородку, спрашивал:

— Так, значит, ты говоришь, что ты — не жид?

* * *

Создавшаяся в это время обстановка на фронте представлялась следующим образом: Одесса только что была взята восставшими офицерами. Под натиском Добровольческой армии большевики отступали с боями на север, вдоль единственной железнодорожной линии, ведшей на Бирзулу. Среди красноармейских частей были полки, сформированные целиком из матросов Черноморского флота, отличавшиеся особенным мужеством и жестокостью в бою. Отступление большевиков поддерживалось десятком бронепоездов, которые были вооружены и легкими, и тяжелыми морскими орудиями. В массе отступавших где-то был и Раковский, вывозивший с собою все денежные запасы ограбленных одесских банков.

Бригаде генерала Склярова была поручена задача перерезать красным путь отступления, захватив и удерживая Вознесенск с его большим мостом через Буг и важными железнодорожными депо.

Назаров подтвердил по сотням, что по установленным в его полку правилам треть всей добычи, захваченной в бою, отойдет взявшим ее, будь то золотые запасы города Одессы или что-нибудь иное.

Мы недолго отдыхали в слободе. После полудня раздалась команда и сотни стали вытягиваться по проселочной дороге, обходя идущие справа подводы с пехотой 42-го полка, среди которых, в черной старомодной карете, ехал Назаров. В хвосте этой длинной колонны тянулись две трехдюймовые пушки назаровцев. Чувствовалось, что происходит что-то важное. Партизанские сотни пошли рысью вперед.

Ровная и открытая местность слегка повышалась. На близкой линии горизонта намечалось несколько низких холмов. Туда галопом проскакал Назаров, обогнав нас. 2-я конная Партизанская пошла вправо. Командир сотни назначил меня коноводом, и я принял пять лошадей партизан моего взвода. Сотня спешилась и, рассыпаясь в цепь, пошла вперед. Партизаны вскоре исчезли за перегибом местности. Немного погодя везший донесение казак сообщил, что невдалеке виден полустанок Трикраты и к нему со стороны Вознесенска подходит бронепоезд.

Вдруг впереди послышалась ружейная стрельба. Потом над полем грянуло с треском несколько низких разрывов шрапнели. Следующая очередь покрыла лошадей и коноводов, другие разрывы наметились около холма, где находился Назаров. Беглым артиллерийским огнем бронепоезд обстреливал весь участок 42-го полка. В грохоте шрапнелей и гранат по степи потянулся к нам крик:

— Коноводов!..

На горизонте появились быстро отходившие назад партизаны. Они разобрали лошадей. Сотня села и, рассыпаясь в лаву, пошла вперед.

С перегиба местности открылась картина: впереди полого снижающиеся поля несжатой кукурузы и приблизительно в одной версте от нас постройки полустанка Трикраты; немного вправо, у проселочной дороги, пересекавшей железнодорожную линию, поднятый шлагбаум. Дорога эта поднималась и, извиваясь лентой в степи, вела на запад в сторону Буга. Влево, за поворотом железнодорожного пути, виднелись дымки паровозов, дома Вознесенска, небольшое светлое пятно Буга. Только что прошедший бронепоезд красных, перенося огонь на разные участки нашего расположения, быстро уходил на север. Сотни, не получая приказаний, стояли под огнем. Наконец, командир сотни, вынув шашку, крикнул:

— Сотня, за мною… марш!..

Лава выравнялась, перешла в рысь, потом в галоп. С полустанка стреляли, но, когда мы уже подходили к полотну железной дороги, выстрелы стихли. Станцию мы нашли пустой.

Взвод получил приказание выводить все пустые вагоны с запасных путей и набивать их чем попало, чтобы зажечь их на главном пути. Другие взводы занялись чисткой станционных построек, резкой проводов и пр. В это время заметивший нас издали бронепоезд вдруг сразу перенес свой огонь на занятый нами полустанок. Под разрывами снарядов мы с трудом справлялись с делом. Несколько вагонов было уже подведено к главному пути, но мы никак не могли справиться с заклиненной стрелкой. Пока над нею возились несколько человек, остальные продолжали искать и подносить дерево, солому, шпалы и набивать ими вагоны.

В это время кто-то крикнул:

— Осторожно, справа от Вознесенска подходит товарный поезд.

Около вагонов, посредине двора, был колодец с журавлем. За ним стоял домик железнодорожника. На ступеньках его, глядя на нашу суету, переговаривались между собою две женщины — одна уже старая, другая моложе, с ребенком на руках.

Внезапно из домика на двор выбежал железнодорожник. Громко ругая нас непечатными словами, он бросился к колодцу.

— Осторожно… поезд из Вознесенска в одной версте. Впереди, кажется, пушка, — снова прокричали с главного пути.