Поход за радугой

И тут его осенило.
Спустилась ты, взмахнув крылами.
Вот-вот взлетишь.
Любуюсь будто бы на пламя,

Притих, как мышь.

Обычно певчие невзрачны,
А ты – ярка:
Как солнца луч в ручье прозрачном,

Свет маяка.

Таких, как ты, сажают в клетки,
Дают зерно.
Но ты чудесна лишь на ветке,

Там, за окном.

Ты рядом. Это – как награда.
Не улетай!
А улетишь… так было надо.
Скажу: прощай!

Замолчав, Тополь посмотрел на Иглу.

– Клянусь рогом Мелины! Чьё это? Неужто твоё?

– Нет. Это сочинила моя сестра. Тебе правда понравилось?

– Я вообще лгу редко, а о таком – никогда! – ответила Игла немного чопорно. Глаза её смеялись. – Я прочла достаточно стихов, как хороших, так и ужасных, чтобы сказать: твоя сестра талантлива. Она сочинила что-то ещё?

Тополь посмурнел.

– Да, она сочиняла стихи десятками. А этот запомнился, потому что был последним.

– Она умерла?

– Как посмотреть. Ей едва исполнилось шестнадцать, когда её выдали замуж. С тех пор она не сочинила ничего. Я… редко её вижу… теперь.

– Понимаю.

Рука Иглы осторожно накрыла ладонь Тополя, и он сглотнул.

– Я не люблю тех, кто сажает в клетки, – сказала она, почему-то глядя в стол. – Я не люблю тех, кто платит зерном за песни и яркое оперение. Но ты не такой.

– Да. Никогда, никогда я таким не стану! Послушай, Игла…

– Ни слова больше. Идём.

– Куда?

– Наверх, конечно. Или у тебя были другие планы?

…когда выяснилось, что до Тополя у неё не было мужчины, он охнул. Но не остановился. Остановиться он уже не мог и не хотел. Впрочем, Игла тоже явно не хотела останавливаться. А неизбежной боли словно не заметила. Даже не охнула.

Закричала она позже, и вовсе не от боли…

Я глядела на уснувшего Тополя. Было мне на редкость хреново. Тело-то моё своё получило, ему хотелось свернуться клубком и мурлыкать размягчённо, а вот душа… да ещё совесть… в голову сами собой лезли глупости, настырные до невероятного; особенно болезненным было сознание, что я не забыла воспользоваться противозачаточным заклятьем. Я давила в себе угрызения как могла – и чем больше давила, тем мне было хуже. Едва ли не самым хреновым было сознание, что Тополь, пожалуй, из тех уникальных парней, которые не побоятся ни моего клинка, ни даже, возможно, моей магии. Если я расскажу ему, кто я, он…

Но как раз рассказывать-то я и не стану. Никогда. Ни за что. Во всяком случае, в лицо.

Хм. В лицо?

Тополь наткнулся на записку спросонья, ещё толком не понимая, что к чему. Утренний свет уже пробился в окно, поэтому вставать и зажигать свечу, чтобы прочесть написанное, ему не понадобилось.

Не стану говорить тебе, что всё было чудесно. Ты и так это знаешь, милый. Я должна написать о том, о чём умолчала в нашем разговоре. "Скверное начало".

Сон окончательно упорхнул. Тополь нахмурился, разбирая скачущие строки.