Позднее я даже самому себе не мог объяснить, что это было. Я, человек слабого, астеничного сложения, в жизни ни на кого не поднявший руку, набросился с кулаками на высокого крепкого человека и повалил его прямо на индийский ковер, осыпая ударами и проклятиями.
Никогда прежде я не чувствовал себя настолько взбешенным!
Валентайн смеялся, ойкал и закрывался руками и даже не пытался дать сдачи – понимал, что получает тумаков за дело. А я тогда ничего не понимал.
Кроме того, что он был теплый. Мягкий. Несомненно, живой, и как это было возможно, если я своими глазами видел его смерть и его похороны?
Кажется, я орал все это ему в лицо, упираясь руками по обе стороны головы, и не сразу заметил, когда он перестал смеяться, а только внимательно смотрел на меня – один глаз белый, другой серый.
– О, Дориан, – вдруг сказал он и очертил пальцами мои скулу и подбородок. – Если бы я знал, как… Ох, простите меня, друг мой. Надеюсь, вы хотя бы выслушаете меня, прежде чем проклясть навеки?
Я отстранился. Силы оставили меня, и ярость тоже, я ощущал себя сдувшимся, как воздушный шар. Мне оставалось только сесть прямо на ковер и кивнуть. Что я мог еще сделать? Не выгонять же его в самом деле на мороз, не узнав даже толком, что произошло?
Я злился сам на себя за радость, что постепенно наполняла мое сердце осознанием того, что Валентайн, кажется, преступно жив. Но поделать ничего не мог.
Оставалось только возглавить шествие в гостиную, к камину, и намекнуть взглядом, чтобы мои любопытные домочадцы оставили нас наедине.
Несомненно, мистеру Блэку и миссис Раджани был бы очень интересен рассказ Валентайна, но ему придется потом все им повторять. Я был безжалостен и бессердечен – первая история о чудесном воскрешении принадлежала только мне, как когда-то женам-мироносицам, явившимся к храму Гроба Господня в воскресенье.
Пусть сейчас и не Пасха.
К черту.
Я никогда не был приличным христианином, Валентайн тоже, так незачем и начинать.
Валентайн сделал глоток горячего ласси, который миссис Раджани выдала ему в качестве согревающего, перед тем как уйти на кухню, и посмотрел в огонь. Потом на меня. Потом снова в огонь.
Я молча сверлил его взглядом.
Наконец он усмехнулся уголками губ и заговорил:
– Чувствую себя мерзавцем. Удивительно, да? Когда-то это должно было произойти.
– Что именно? – ядовито спросил я. – Пробуждение совести?
– Вероятно, это она и есть. Ужасное чувство. И как приличные люди с ней живут?
– Приличные люди, – отрезал я, – не водят других за нос, притворяясь мертвецами!
– На то были свои причины, – вздохнул Валентайн и откинулся на спинку кресла.
Я смотрел на его профиль, очерченный отблесками огня, – прямой античный нос, тонкие губы, высокий лоб, водопад черных волос, отросших ниже плеч, – хотя, казалось бы, и месяца не прошло… И ждал, пока он заговорит.
Я не понимал, что я чувствую. Слишком много, слишком сильно… Я словно бы ждал исповеди, чтобы огласить приговор.
Валентайн понимал серьезность моих намерений и важность этого разговора, поэтому сделал еще глоток и заговорил:
– Признаюсь, Дориан, это была моя идея. Первым я озвучил ее Сиду Уоррену, как старому другу, который всегда поддерживал мои безумные замыслы. Он сначала не пришел от нее в восторг, но кроме него, мне не к кому было обратиться. Что важнее, он бы и не позволил. Правда, для воплощения нашего плана понадобилось втянуть в него еще Майерса и Брауна. Ох, как они ворчали…
– Они… Все знали? – побелевшими губами проговорил я. Слова давались мне с усилием. – Все знали и лгали мне?
– Так было надо, – Валентайн нахмурился. – Все, что они говорили, было правдой – вы не смогли бы иначе поймать бхуту и спасти Анну.
– И вы с самого начала знали, что затея с экзорцизмом на седьмой точке триконы не сработает?
– Нет, почему же… – Валентайн отставил в сторону бокал и постучал пальцами по деревянному подлокотнику кресла. – Если бы я знал, мы бы просто не стали этим заниматься. Попробовать стоило. При хорошем раскладе мы изгнали бы бхуту прямо на месте. При плохом… бхута совершил бы свою месть, что тоже было весьма неплохо. Мне пришлось некоторое время помучиться, убеждая моих друзей, что это необходимо. Пришлось поговорить и с мистером Блэком, убеждая его ничего сразу не рассказывать вам.
– Вы… вы…
– Мистер Блэк – призрак очень сильный и очень общительный, я должен был предусмотреть все.
– Значит, тот телефонный звонок… мне не приснилось…
– Отнюдь. Хотя я не мог предположить, что вы броситесь к шарлатанам.
– Но миссис Хейден, она… Она правда медиум…
– Медиум, – сурово кивнул Валентайн. – И шарлатанка. Одно не противоречит другому, а вы рисковали собой, и этого… этого в моих планах не было.
– А Эмилия? Найджел? – я пытался переварить, что все вокруг меня разыгрывали бесчеловечный спектакль, и цеплялся за последнюю надежду.
– Они не знали, – усмехнулся Валентайн. – Миссис Эмилии я так и не имел чести быть представленным, а Найджел нужен был мне… в стороне от всего происходящего.
– Он же ваш друг! – «как и я», едва не добавил я, но осекся.