О внучке палача разговоров больше не возникло. Ее роль определилась, и все с ней было ясно. Екатерина Максимовна Кузьмичева, блондинка двадцати трех лет, была приговорена, ради целесообразности и ради пользы для большого дела: приговорена тем приговором, который не обжалуешь и который всегда приводится в исполнение. Слишком крупный вырисовывался выигрыш, чтобы генерал Пюжеев Григорий Ильич хоть на секунду засомневался, стоит ли отправить на жертвенный алтарь какую-то никчемную девчонку, да ещё и от дурного семени взошедшую.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Итак, прошли мы в дом.
В доме — прохлада приятная, после жары, которая с самого утра над землей сгущаться стала, а сейчас, около часу дня, вообще начиналось пекло адово. Даже зябко немного сделалось, когда мы в тень комнат вошли. Но это хорошая зябкость была, тело ей радовалось.
— Вам, наверное, перекусить с дороги не мешает? — спросила Татьяна.
— Да нам-то что, — сказал я. — Мы сейчас к себе домой, и вся недолга. Вот, Катерину сопроводили и, вроде как, делать нам больше нечего.
— Да ладно! — усмехнулась она. — Тебе, дядя Яков, небось, поправиться надо. Или ты уже? А сыновья твои и Катерина с дороги точно голодные, это как пить дать.
— Мы успели перекусить, — сказала Катерина. — У нас с собой и бутерброды были, и термос с чаем.
— Подумаешь, бутерброды! — отозвалась Татьяна. — Горяченького не помешает… Так? А ты устраивайся, как тебе удобней. Я, кстати, твою комнату не занимала — подумала, что тебе приятней и привычней всего будет в ней остановиться.
— Спасибо, — сказала Катерина. — Я, и правда, ненадолго.
— Я понимаю. Мы с тобой решим, когда и как с документами ехать… Кой-какие справки, говорят, в течение месяца делают, но мы эту неполадку устраним, нам за два часа все напишут. За сутки, в крайнем случае. Это уж мои хлопоты и мои расходы, можешь не волноваться. В общем, так постараемся, чтобы послезавтра в Углич поехать, к нотариусу, с подготовленными бумагами. Мне ведь тоже интересно как можно скорее это дело завершить.
— Да и я не докучать постараюсь, — сказала Катерина.
А мои сыновья молча слушают весь этот разговор, только глазами поводят. На ус пытаются мотать, разобраться пытаются, что за девка эта Татьяна. То есть, это Гришка приглядывается, с рассудительностью такой, а Мишка, он не приглядывается, а глаза таращит. Рассудительность всю из его башки ветром выдуло, сразу заметно.
И, значит, как вытащила она очередную свою сигарету, дорогую и ароматную, так он тоже в карман полез и вытащил — я так и ахнул про себя! «Парламента» пачку!.. Это что же, паршивец, он чудит, думаю, ведь «Парламент», сами знаете, по тридцать рублев сигареты, это ж как ни считай — хоть что две бутылки самогону, хоть что наш головой налог на дом, хоть что молока парного две трехлитровых банки — а, все равно, на таких сигаретах за два дня зубы на полку положишь, при наших-то заработках. Это потом я узнал, что он, фуфырь, «Парламент» держит на тот случай, если щегольнуть придется, в баре, перед девками или где, и одну пачку умудряется чуть не на месяц растягивать, по сигаретке, когда напоказ изображает, из неё вынимая. А так, для себя и со своими, нормально «Приму» курит, за два двадцать, и даже той «Примой» не брезгует, которая по рубь восемьдесят забыл, какого завода, сам-то некурящий, но про которую все говорят, что гадость она, и лучше лишних сорок копеек доложить, чем её брать.
Но тут он сигарету достал так, небрежненько, как будто только «Парламент» и курит, другого не признает, и поспешил красивой зажигалкой щелкнуть, сперва для Татьяны, потом для себя. Распавлинил, в общем, хвост перед Татьяной по полной программе.
А она от его зажигалки прикурила и опять улыбнулась ему:
— Спасибо.
И от этой улыбки его опять слегка качнуло, будто от удара в самый лобешник, и совсем он поплыл — в глазах у него такой туман запутался, что, поди, все перед ним двоиться началось.
А она в сторону кухни кивнула.
— Надо бы там электрический чайник включить, чтобы заварить эти супы мгновенные, в стаканчиках.
— Я сделаю, — сразу отозвалась Катерина.
И на кухню прошла. А мы сидим, ждем. Не представляем толком, о чем говорить.
Молчание Мишка нарушил.
— Значит, вы теперь постоянно в наших краях обретаться будете?
— Надеюсь, — ответила она. — Но вы-то, как я вашего отца поняла, не здесь, в основном, а далеко, за Вологдой?
— Да, мы лесорубы, — сказал Мишка. — Не знаю уж, какое у вас может быть отношение к нашей профессии, но профессия хорошая, прибыльная. А главное, по мужскому характеру она. И на свежем воздухе, и сила требуется, и сразу видно, кто есть кто…