Похороны писателя

Природа – стихия мыслителей, поэтов, художников, где сила и девственная чистота сочетаются в разрушении и в сотворении; его звала ширь бескрайних полей, глухих мшистых лесов и чистых рек. Это бескрайнее пространство могло удобрить все помыслы и деяния мира.

Собравшись с силами, г-н писатель наполнил чем попало рюкзак, надел старый дорожный костюм и свое покрывало для сохранения остатков тепла, оторвав подшивку кармана старого пиджака, достал оттуда двести рублей – это были последние деньги – и отправился на вокзал, медленно ступая по пустым пресным улицам, чтобы экономить физическую суть тела, она, чувствовал писатель, была едва ли не совсем угасшей.

Г-н писатель прибыл вечером и, к большому своему удивлению, ощутил себя бодрым и легким, возможно, от того, что уже давно не принимал пищу. Он шел вперед к знакомым местам тропами, по которым не ступала его нога многие годы. Он шел, созерцая уходящее солнце, приминая сапогами высокую траву, которую бороздил слепой ветер. И, хотя его телесное состояние на вид было совсем никудышным, грудь идущего раздувалась, как кузнечные меха, наполняясь свежим, чуть теплым воздухом и сочным запахом самой первоосновы природы. Добравшись до дома, вкруг которого повсюду рос иван-чай и дягиль, г-н писатель сел на крыльцо, мокрое от вечерней росы и лишь тогда принял отдых. Окончив передышку, он вошел в дом и ощутил, что в какой бы силе не находился его дух, тело клонилось к полу, а мысли стремились наружу.

Пролежав на кровати без счета времени, он не обрел сил, но поднялся на чердак и принялся освобождать от хлама старые коробки. Суть этой деятельности не была точно ясна самому писателю. Казалось, его мысли были заняты другим. Совместно с опустошением коробок он освободил и центр чердака. Затем, покончив с пространством на полу, он начал аккуратно обрывать эти коробки, располагая их части напротив окна прямо на неровный дощатый пол. Пройдя от окна несколько шагов вглубь, человек составил из коробок четырехугольную фигуру, предварительно покрыв стенки черной тканью, что лежала без надобности здесь же; вся конструкция стала черного цвета и внутри, и снаружи. После всей этой работы он положил себя внутрь супремы, что была обращена с запада на восток. Пролежав внутри до неприличия долго, он в последний раз впустил в себя древесную влагу и вечерний солнечный свет и понял, что больше не сможет встать, и что больше не сможет ничего сделать. Так он оставался неподвижен, пока его организм не обрел полный покой.