Похоть

Честити чутко улавливала реакцию собственного тела, осознавала, каким разгоряченным и жаждущим близости оно было… Ее плоть возбужденно набухала под корсетом, текла соком страсти между ее бедрами, а дерзкий обольститель продолжал бесстыдно взирать на ее запрокинутое лицо, тщательно изучая каждый дюйм находящегося в его власти тела. Честити хотела что-то сказать, вести себя так, словно она не была такой простодушной и невинной, но теперь, глядя в его глаза, ей никак не удавалось восстановить дыхание и вновь обрести способность мыслить здраво.

Взлетев вверх, его свободная рука принялась бродить по очертаниям лица Честити, потом скользнула ниже, к ее подбородку.

— Не бойтесь меня, — прошептал, наконец, принц, нежно проводя рукой по отчаянно пульсирующей точке у основания ее горла. Когда кончик его пальца плавно спустился еще ниже, к декольте, Честити даже не вскрикнула, протестуя, лишь с усилием глотнула.

Глаза незнакомца, казалось, засверкали еще ярче, когда его взгляд опустился на неистово трепещущую шею Честити, а потом упал на ее груди, которые уже самым бесстыдным образом вываливались из корсета.

— То, как блики луны играют на вашей коже, так и манит меня исследовать. Прикасаться. Пробовать на вкус.

Кончики пальцев страстного принца на мгновение задержались на пульсирующей точке горла, и Честити услышала его урчание, эти звуки, воспроизводимые мурлыкающим от удовольствия огромным котом. Губы мужчины опустились еще ниже, и он затих, чтобы через миг исторгнуть из глубины своей груди мощный крик, который принадлежал уже не коту, а какому-то дикому зверю.

— В кромешной тьме можно обрести подлинное, самое восхитительное наслаждение. Вам не стоит этого бояться. Просто отдайтесь на волю блаженству.

Закрыв глаза, Честити запрокинула голову, наслаждаясь жаром, исходящим от его пылкого рта и обдающим ее декольте. Она и сама вся горела, задыхаясь, ожидая чего-то необыкновенного — того, названия чему не знала.

Честити не понимала этого, просто чувствовала: это не должно развеяться. Она хотела, чтобы необычное ощущение поглотило, буквально уничтожило ее. Она жаждала стать жертвой этого необузданного совратителя. Происходящее казалось нереальным, ведь Честити не была легкомысленной развратницей, и подобные желания никогда прежде ее не посещали. Она слыла олицетворением добродетели, но, судя по всему, целомудрие покинуло ее, оставив такой, какой она на самом деле и была — женщиной, страстно желающей оказаться соблазненной.

— Да, уступите мне, сдайтесь… Примите меня таким, какой я есть. Познайте эту тьму, страстную тьму, заключенную во мне, и разрешите мне взять вас… познать вас…

Тяжело дыша у молочно-белого горла Честити, Тейн терпел пронзивший его приступ мучительной боли. Он заставлял ее. А это было запрещено. Такое поведение лишь усилило бы проклятие, но, боже праведный, как же он хотел Честити, как жаждал овладеть ею — необузданно, без единой мысли — и погрузиться в это соблазнительное, роскошное тело!

Она еле слышно стонала, но не от страха, а из-за пробуждения женской сущности, и Тейн решил, что, возможно, еще сумеет заставить эту невинную девицу захотеть его. Из груди невольно вырвался тихий торжествующий рык, когда принц скользнул губами по набухшей пульсирующей вене, спускавшейся от шеи Честити к верхушке ее груди. Приоткрыв рот, он обдавал ее тело горячим дыханием. Туман, являвшийся частью темного принца, принялся парить над Честити, что-то мягко нашептывая, окутывая ее до тех пор, пока маленькие бисерины влаги не превратились в блестящий ручеек, стекавший по впадине между ее пышными грудями.

Честити извивалась в объятиях Тейна, но вовсе не потому, что пыталась вырваться из его рук. О нет, она хотела его — так, как женщина хочет мужчину. Тейн мог чувствовать запах ее возбуждения, аромат страсти, доносившийся из-под ее платья. Да, он явственно ощущал благоухание пряного, безрассудного нектара крови Честити через ее кожу, восхитительно пахнущую духами с нотой померанцевых цветов. Сами по себе духи в качестве афродизиака не шли ни в какое сравнение, просто не могли конкурировать с силой женской крови, разгоряченной страстным желанием. Но невинность Честити, смешанная с густым, насыщенным ароматом духов, опьяняла подобно волшебному медовому вину.

Пристально глядя на женщину, которую он держал в объятиях, Тейн любовался тем, как вздымаются и опускаются ее груди. Порочное ощущение физической потребности, подогреваемое его грехом, будило в Тейне желание видеть свое семя, сочащееся между ее сочных грудей. Он жаждал отметить ее своим клеймом, окутать собственным ароматом. Тейн хотел, чтобы эта женщина принадлежала только ему.