Похоть

А что, если этот невероятный сон был явью? Да возможно ли это?..

— Где же ты умудрилась найти такой цветок? — удивилась Пру. — Сад ужасно зарос. Даже представить себе не могу, чтобы нечто столь же утонченное смогло выжить среди этих сорняков!

«Нет, не могло», — размышляла Честити. Помимо прочего, здешний климат был слишком резким для изысканного жасмина. Такому цветку требовалась теплица или оранжерея. Всем ведь известно, как хрупок жасмин. Так где же Честити его сорвала?

— Что твой травник говорит о жасмине? — поинтересовалась Пру, легонько потянув носом утонченный аромат крошечных бутонов. — По-моему, его запах дурманит, не так ли?

Она снова понюхала нежные маленькие цветки и прошептала:

— Этот аромат вполне может опьянить и вскружить голову.

В самом деле, так и было. Честити имела представление о множестве цветов и знала, что коварный жасмин способен превращать даже самых добродетельных из женщин в распутниц, а мужчин… о, представители сильного пола становились истекающими слюной похотливыми животными! Если верить травнику Калпепера, сновидения, в которых появляется жасмин, сулят удачу в любви. Так жасмин перекочевал сюда из ее сна?

Мягко забрав у Пру цветок, Честити положила его на комод у кровати. Нужно подумать о загадочном появлении цветка позже, как только разум прояснится. В конце концов, это всего лишь сон, напомнила себе Честити. Впрочем, раньше ее сны никогда не были такими яркими и реалистичными, такими… чувственными. «Ты никогда не грезила и о мужчине», — сказал Честити тихий голос внутри, но она предпочла проигнорировать его. И тут же осознала, что странный голос принялся нарастать, он становился все громче, словно настойчиво пытался быть услышанным. Нет, Честити должна сопротивляться этому голосу, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он взял верх над ее благоразумием и, главное, ее целомудрием.

— Ты что-то говорила о госте?

Вспыхнув до корней волос, Пру кивнула и принялась смущенно покусывать нижнюю губу.

— Мама сказала мне об этом утром. Эту встречу устроил папа. К нам прибудет лорд Араун. Он с севера.

Честити нахмурилась:

— Зачем он приезжает?

Пру метнула в нее сердитым взглядом:

— Сама знаешь зачем.

— Нет! — Честити почувствовала, как кровь отхлынула от щек. — Папа не мог договориться о браке для тебя!

Она вдруг испугалась, что потеряет сестру. Все они четверо были неразлучны. Если Пруденс у них отнимут… нет, Честити не могла вынести и мысли об этом!

Страх омрачил взгляд синих глаз Пру.

— Я ничего не знаю о браке, — с тревогой зашептала она, — но мама сказала, что я должна присоединиться к ним во время чая днем в гостиной. Она упомянула, что у меня будет гость, джентльмен, поэтому мне нужно надеть самое лучшее из своих дневных платьев. О, Честити! — вдруг вскричала Пру, стискивая руку сестры. — Я боюсь мужчин. Я… я не знаю, о чем с ними разговаривать. Я… я — не такая, как Мэри. Я не умею вести непринужденную беседу, и я такая… сдержанная.

— Пру, — тихо засмеялась Честити, — что ты хочешь этим сказать?

— Что, если я ему не понравлюсь? — выпалила Пру, еще сильнее вцепляясь в руку Честити.

— Пруденс, не глупи!

Подняв взгляд от их переплетенных рук, Честити заметила слезы, мерцавшие в глазах сестры.

— Не секрет, что мужчины находят меня скучной и чрезмерно, невыносимо правильной. «Холодная и безразличная» — я ведь слышу, как они шепчутся за моей спиной. Но я не знаю, как измениться, предстать не такой, какая я на самом деле. Мне не дано быть веселой и легкомысленной, как Мэри. Или улыбающейся и доброжелательной, как Мерси.

Честити утешительно сжала руку сестры.

— Я не уверена, что Мэри — такая же, как и мы, что она — олицетворение добродетели. Она сама, ее мысли и манеры совершенно иные. Я часто задаюсь вопросом, как она может быть одной из нас.

— И я нередко спрашиваю себя о том же, хотя мы были зачаты одновременно и родились друг за другом. Неужели она может и не быть добродетелью?

— Не знаю. Мне известно лишь то, что я чувствую. О, Пру, — прошептала Честити, в порыве нежности обнимая старшую сестру и крепко прижимая ее к себе, — ты прекрасна такой, какая есть.

— Ты говоришь это, потому что должна. Мы ведь сестры.

— Я не обязана говорить ничего подобного. Я говорю правду. Всегда. Ты знаешь это.

— Что же мне делать? — в отчаянии бросила Пруденс. — Я… я… я…

Она запнулась, и Честити поняла, что сестра пытается поведать ей свои самые сокровенные тайны.

— Не волнуйся, Пру. Я никому не скажу.

— Мне бы хотелось ему понравиться, — чуть не задохнулась от смущения сестра. — Я хочу сделать так, чтобы мужчина смотрел на меня и… страстно желал меня. Я мечтаю быть такой, как любая другая женщина, за которой ухаживают, которую любят.

Да. Честити была хорошо знакома боль, сквозившая в этом признании. Она могла подписаться под каждым словом — и наконец-то отважилась сознаться себе в этом. Надо же, а ведь до сего момента Честити не понимала, что сестра чувствует то же самое, что и она. Оказывается, та же тоска, что мучила Честити, отчаянно глодала и Пру. Оставалось только гадать, терзались ли подобными мыслями Мерси и Мэри.