Похождения Аркадия Бобрика

– Да я никогда ее не видел. Но видать, была еще та стерва!

– С чего вы взяли?

– Из рассказов Кармелиты. А также из бабкиных писем и документов. Она издевалась над российским квартирантом.

– Каким квартирантом?

– Не знаю. Мне Кармелита отдала его бумаги – она все равно по-русски не понимает.

Вениамин Петрович вышел в соседнюю комнату, через минуту вернулся с пакетом, перевязанным шпагатом.

– Я попробовал читать, но потом бросил, – сказал Вениамин Петрович. – У этого сумасшедшего отвратительный почерк. И написано по-старинному, на этих ижицах и ятях голову сломать можно! Да еще и бумага местами подпорчена.

Аркадий развязал пакет. Бумага действительно серьезно пострадала, и не только от времени. Края листов были опалены огнем.

Аркадий углубился в чтение. Чем далее он читал, тем меньше верил себе. Взглянул на последнюю страницу. То, что брезжило всего лишь смутной догадкой, подтвердилось.

– Невероятно! – завопил Аркадий. – Подписано «Гоголь»!

– Какой Гоголь?

– Николай Васильевич! Это второй том «Мертвых душ»! Рукопись не сгорела!

– Да, мне Кармелита что-то рассказывала. А ей в свою очередь бабка рассказывала: ее русский квартирант бросил рукопись в камин, а сам побежал к воде.

– Чтобы тушить?

– Чтобы утопиться! А бабушка – ее звали Джиованна – вытащила рукопись кочергой, а потом побежала с ней за своим любовником.

– С рукописью?

– С кочергой. И с помощью кочерги вытащила квартиранта из фонтана.

– А рукопись? Почему не отдала ему рукопись?

– Зачем? Разве женщине ничего дать кроме жареной бумаги? Заметь, Аркадий, это не мои слова, а слова итальянской бабки – ей тогда было лет двадцать. И, кроме того, они из-за этих бумаг постоянно спорили. Русский квартирант больше времени проводил с ними, чем с Джиованной. Что она дура – возвращать?

– Она сделала подножку русской словесности.

– А что ты хотел? Баба есть баба. Они всем мужикам ставят подножки, да еще так, чтобы те падали сверху. Рукопись Джиованна спрятала, и у них все наладилось. Он забросил свою писанину и даже благодарил итальянку. Все время повторял, что она ему – величайшая награда за многолетние труды и драгоценная медаль. И все хотел увидеть обратную сторону медали. В этом положении их и застукал муж Джиованны.

– Что?!

– А то, что Джиованна была замужем. Пришлось нашему Гоголю съехать. После чего он совсем поехал – ни бабы, ни квартиры! Так что ты, Андрюша, тоже не очень распыляйся, останавливайся на чем-нибудь одном. Иначе можешь многое потерять.

– И вам, дядюшка, не мешает прислушаться к своему совету. Люди хранят ценные бумаги в банках, а у вас они валяются макулатурой.

– Проходила проверку временем. Сами говорите – рукописи не горят. Так что забирай и печатай, желательно – под своим именем.

Аркадий едва не задохнулся от возмущения.

– О чем вы говорите! Вы думаете, я присвою работу Гоголя?!

– Да читателям какая разница? И Гоголю на том свете все равно. Я привез рукопись из Италии и отдаю тебе вместе со всеми авторскими правами.

– Спасибо, дядюшка – я не по этой части.

– Как знаешь. Но запомни, я дал тебе хороший совет, а ты пренебрег!

Через пару дней после описываемых событий Аркадий зашел в кофейню, где за столиком неожиданно увидел Родиона Дегтяря – одного из соучредителей газетного холдинга.

Родион Платонович неприязненно встретил Аркадия – все не мог простить статью с описанием его похорон. После той публикации Дегтярь перестал общаться и с Соболевским, не сумевшим остановить зятя.

– Родион Платонович, я очень рад, что вас увидел! – воскликнул Аркадий.

– Скажи еще, в полном здравии, – хмыкнул Дегтярь.

– Не обижайтесь. Я десятикратно искуплю свою вину. У меня такая новость!..

– Спасибо, не надо твоих новостей.

– Вы не дослушали. Это настоящая бомба.

– Опять похороны и чье-то воскрешение?

– Угадали. У вас, Родион Платонович чутье на сенсации. У меня новость о Гоголе…

– Никакая это не новость, а сплетни. Никто его заживо не хоронил, и в гробу он не переворачивался. А вот я в постели до сих пор верчусь, когда вспоминаю твою выходку.

– Я о «Мертвых душах».

– Я и мертвый буду вспоминать.

– Я о втором томе «Мертвых душ». Мой дядюшка обнаружил рукопись в Италии и привез ее на родину. Вместе с рукописью – еще несколько писем Гоголя Джиованне.

– Какой Джиованне? Ты случайно не из рюмочной сюда явился?

– Джиованна – любовница Гоголя. Николай Васильевич, оказался не таким уж и постником, каким его изображают.

– До свидания. Мне некогда, – Дегтярь отодвинул чашку, взялся за ручку портфеля.

– Я бегал в музей, сличал почерк. Один в один! И второй том не хуже первого – стиль Николая Васильевича ни с чем не спутаешь. И на каждом письме Джиованне его подпись «твой Николя Гоголь».

Дегтярь поставил портфель на место. Аркадий с жаром продолжил:

– Он оправдывается перед Джиованной, обвинившей его в распутстве…

– Гоголя? В распутстве?

– В беспорядочных связях. А он в письмах Джиованне все объясняет. Уверяет, что у него было только семь итальянок, и то – до встречи с ней. И что все они вместе не стоят ее одной. Вот как наш классик любил замужнюю женщину!

– Господи! Она была замужем?