Похождения Аркадия Бобрика

– Но он-то поначалу этого не знал. А когда узнал – вернее, познал – окончательно потерял голову. Вы ведь знаете, как бывает…

– Не знаю.

– Вам повезло. А он бросил бумаги в камин и хотел наложить на себя руки. А она спасла…

– Рукопись?

– И его, и рукопись – кочергой. А супруг Джиованны, застав ее с Николаем Васильевичем, хотел этой кочергой…

Дегтярь немного отстранился. Он смотрел на Аркадия так, словно тот начал прилюдно грызть стакан.

– А Соболевский видел рукопись? Что он сказал?

Соболевский рукописи и писем Гоголя не видел. Но Аркадий решил подкрепить свою позицию в борьбе с недоверием Дегтяря.

– Видел. И мы готовим второй том и письма Николая Васильевича к печати.

– Гоголя редактируете?

– Делаем примечания, объясняем историю находки.

– С удовольствием почитаю, – Дегтярь поднялся из-за стола. – Я могу сообщить о рукописи в наших газетах?

Аркадий немного подумал и согласился – реклама еще никому не мешала.

Соболевский узнал о появлении второго тома «Мертвых душ» с некоторой задержкой. Приближался его День рожденья, и Аркадий вместе с домашними решили поднести ему обнаруженный шедевр. Ценнее подарка он в своей жизни не получал. Издание и переиздания второго тома «Мертвых душ» гарантировали «Геликон-Бук» процветание на многие годы.

К сожалению, о славном будущем своего предприятия Иннокентий Павлович узнал за пару дней до своего Дня рождения. Узнал из газет.

Сначала о найденном томе сообщили газетенки Дегтяря и Беликова, затем волной пошли перепечатки. Увы, ни один из материалов не был хвалебным. Напротив, на голову Соболевского хлынул поток обвинений. Все газеты в один голос трубили о неслыханной алчности Иннокентия Павловича. Его обвиняли, что в погоне за прибылью он идет на подлог и кощунство в отношении классика.

«Нет сомнения, – говорилось в еженедельнике «Литературное битье», – что второй том якобы гоголевских «Мертвых душ» накатал бесталанный зятек Соболевского – Аркадий Бобрик. Начинающий графоман и его беспринципный тесть в очередной раз собираются дурачить общественность».

Другое, не менее уважаемое издание – газета «Слово без дела» – возмущалось, что барышники в «Геликон-Бук» ради презренной наличности готовы запятнать светлое имя российского классика – выставить его распутником и прелюбодеем. «Пожелаем издательству «Геликон-Бук» не останавливаться. С нетерпением ожидаем третьей части Библии, а также историю любовных похождений слепого Гомера», – говорилось в газете.

– Что это?! Где Аркадий?! – вопил Иннокентий Павлович, бегая по кабинету с газетой в руках.

Соболевский только что звонил Дегтярю, и тот заверил, что это вовсе не «утка» и не месть за репортаж о его похоронах. Что все приведенные в газете факты ему сообщил Аркадий Бобрик. На прощанье Дегтярь ядовито похвалил товарища за приверженность однажды избранной теме – воскрешению покойников – и положил трубку.

Подарок ко Дню рожденья хотели поднести всей семьей, а вот оправдываться Аркадию пришлось в одиночку. Дома в тот момент никого не было.

– Ты говорил ему что-нибудь о Гоголе? – спросил Соболевский, все еще считая публикации местью Дегтяря.

– Говорил.

– Что говорил?

– Что рукопись Гоголя у нас.

– Какая рукопись?

– Второй том «Мертвых душ». Ее из Италии привез Вениамин Петрович.

Упоминание о Буреге еще более распалило Соболевского.

– Не произноси при мне этого имени! Где рукопись?!

– Сейчас принесу.

Через минуту прокопченный шедевр лежал на столе. Иннокентий Павлович пробежал глазами несколько страниц и одно из писем.

– Аркадий, ты неплохо имитируешь Гоголя.

– Клянусь, это не я!

– А кто?

– Гоголь.

– Не отпирайся! Это ты! Кто бы еще осмелился вложит в уста Гоголю такую похабщину? Это кощунство!

– И в чем тут кощунство?

– Семь итальянок, не считая восьмой, как ее… Джиованны.

– Иннокентий Павлович, ваши слова попахивают расизмом. Хорошо, что среди нас нет итальянцев. По-вашему, итальянки не достойны нашего гения? Или они годятся только для местных аборигенов? Ну, знаете!.. Еще никто так сильно не оскорблял макаронников.

– Я?! Оскорблял?!

– Иннокентий Павлович, какое нам дело до лживых газетенок? Если ругают, значит, на самом деле хвалят.

– Но и серьезные газеты подхватили! А из этих писем следует, что Джиованна была замужем. Это ли не распутство?

– Опять дискриминация! – парировал Аркадий. – Теперь – по социальному статусу. Да! Иной раз случаются, что замужние дамы вовсе не братья по разуму, а сестры по телу. Но кто знает, может быть в этот момент они в душе остаются верны своим супругам? Может быть, Джиованна не любила Гоголя, и ею двигало только сексуальное любопытство? С чего бы Николай Васильевич так нервничал? Он уловил неискренность с ее стороны. Но это лишь мои предположения, – достоверно мы ничего не знаем. Не станем обвинять женщину, с помощью кочерги сохранившую и рукопись, и любовника.

– Отходить бы тебя этой кочергой! Ославил на весь белый свет. И что нам теперь делать?

От безысходности Иннокентий Павлович снопом повалился в кресло.

За советом, как выправить положение, Аркадий отправился к виновнику и в некоторой степени первопричине скандала – дядюшке Вениамину.