Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны. Часть вторая

— Итак унтер-офицер отведет вас в Окружное жандармское управление в Писек, — сказал он с достоинством Швейку. — По предписанию полагается отправить вас в ручных кандалах, но ввиду того что, по моему мнению, вы человек порядочный, кандалов мы на вас не наденем. Я уверен, что и по дороге вы не сделаете попытки к побегу. — Вахмистр, видимо тронутый видом швейковской добродушной физиономии, прибавил: — И не поминайте меня лихом. Отведите его, унтер, вот вам мое донесение.

— Счастливо оставаться, — мягко сказал Швейк. — Спасибо вам, пан вахмистр, за все, что вы для меня сделали. При случае черкну вам письмецо. Если попаду в ваши края, обязательно зайду к вам в гости.

Швейк с унтером вышли на дорогу, и каждый встречный, видя их увлеченными дружескою беседой, счел бы их за старых знакомых, идущих вместе в город, скажем, — в костел.

— Никогда не думал, — говорил Швейк, — что дорога в Будейовицы будет связана со столькими затруднениями. Это напоминает мне случай с мясником Хаурой из Кобылиц. Попал он раз к памятнику Палацкому на Морани[21] и ходил вокруг него до самого утра, потому что ему казалось, что он идет вдоль стены? и никак не может ее пройти. К утру он выбился из сил, пришел в отчаяние и закричал «караул!», а когда прибежали полицейские, он их спросил, как ему пройти домой в Кобылицы, потому что, говорит, никак стены пройти не может, идет, говорит, вдоль нее пять часов, а ей конца-краю не видать. Полицейские его забрали, а он им там в участке все раскидал и расколотил.

Унтер не сказал ни слова и подумал: «К чему клонит? Опять начинает заправлять арапа насчет Будейовиц».

Они проходили мимо пруда, и Швейк поинтересовался, много ли в их районе рыболовов, которые ловят без разрешения рыбу.

— Только такие и водятся, — ответил унтер. — Прежнего вахмистра утопить хотели. Сторож у пруда стреляет им в задницы нарезанной щетиной, но ничего не помогает. Они носят в штанах кусок жести.

И унтер слегка коснулся темы о прогрессе, о том, до чего люди дошли, и как один другого обставляет, и затем развил новую теорию о том, что война — великое благо для всего человечества, потому что заодно с порядочными людьми перестреляют многих негодяев и мошенников.

— И так на свете слишком много народу, — произнес он глубокомысленно. — Всем стало тесно, людей развелось до чорта!

Они подходили к постоялому двору.

— Сегодня чертовски метет, — сказал унтер. — Я думаю, не мешало бы пропустить по рюмочке. Не говорите там никому, что я вас веду в Писек. Это государственная тайна.

В голове унтера пронеслась инструкция из центра о подозрительных лицах и об обязанностях каждого жандармского отделения: «Изолировать этих лиц от местного населения и при отправке их по дальнейшим инстанциям стараться всеми мерами не давать повода к распространению излишних толков и пересудов среди населения».

— Не вздумайте проговориться, что вы за птица, — сказал он. — До этого никому дела нет. Не давайте повода к распространению паники. Паника в военное время ужасная вещь. Кто-нибудь сболтнет — и пойдет по всей округе! Понимаете?

— Я панику распространять не буду, — сказал Швейк и держал себя соответственно с этим.

Когда трактирщик с ним разговорился, Швейк проронил:

— Вот, брат говорит, что за час дойдем до Писека.

— Так значит брат ваш в отпуску? — спросил любопытный трактирщик у унтера.

Тот, не сморгнув, ответил:

— Сегодня у него отпуск кончается.

Когда трактирщик отошел в сторону, унтер, подмигнув Швейку, сказал:

— Ловко мы его обработали! Главное: не поднимать паники — время военное.

Заявив, перед тем как зайти в трактир, что рюмочка, повредить не может, унтер поддался излишнему оптимизму, так как не учел количество этих рюмочек. После двенадцати рюмок он громко и решительно провозгласил, что до трех часов начальник Окружного жандармского управления обедает и бесцельно приходить туда раньше, тем более, раз поднялась метель. Если они придут в Писек в четыре часа, времени останется хоть отбавляй. И к шести они не опоздают. Придется итти в темноте, по погоде видно, но это все равно. Разницы никакой: итти ли сейчас или попозже — Писек от них не убежит.

— Мы должны ценить, что сидим в тепле, — заключил он. — В такую стужу сидеть в окопах, — это тебе не у печки греться.

Большая старая кафельная печь пытала жаром, в унтер констатировал, что внешнее тепло с успехом можно уравновесить внутренним при помощи равных сортов настоек. А у хозяина их было восемь сортов, и ими он скрашивал скуку постоялого двора, распивая все сорта по очереди под звуки метели, гудевшей за каждым углом его домика.

Унтер все время подгонял трактирщика, чтобы тот от него не отставал, и пил, обвиняя его, что он мало пьет;, это было явной клеветой, так как трактирщик уже еле стоял на ногах, все время настаивая, что нужно сыграть в фербл[22], и заявлял, что прошлой ночью он слышал с востока канонаду. Унтер икнул в ответ:

— Э-это ты брось! Не подымай паники! Есть ин-ннструкция… — и пустился объяснять, что инструкция есть собрание отдельных распоряжений.