Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны. Часть вторая

А свыше, из Министерства обороны, его самого бомбардировали приказаниями и ставили ему на вид, что по сведениям Военного министерства солдаты, призванные из Писецкой округи, массами перебегают к неприятелю, и Кенига подстегивали, чтобы он зорче следил за настроениями в округе. Кенигу приходилось туго. Когда жены призванных солдат провожали своих мужей на фронт, ротмистр знал, наверно, что солдаты обещают своим женам, что не позволят себя укокошить во славу государя императора, и он ничего не мог против этого сделать. Черно-желтые[24] горизонты стали подергиваться революционными тучками. В Сербии и на Карпатах солдаты целыми батальонами сдавались в плен. Сдались 28-й и 11-й полки. Последний состоял сплошь из уроженцев Писецкой округи. Душная предреволюционная атмосфера, ощущалась всеми. Когда через Писек проезжали в Прагу рекруты с черными искусственными гвоздиками[25], они пошвыряли назад из своих телячьих вагонов преподнесенные им дамами высшего писецкого общества папиросы и шоколад. В другой раз, когда через Писек проезжал маршевый батальон, несколько евреев из Писека закричали в виде приветствия: «Heil, nieder mit, den Serben»[26] — их так смазали по морде, что они целую неделю не показывались после этого на улице.

Эти случаи ясно показывали, что обычное исполнение на органе в церквах австрийского гимна: «Храни нам, боже, государя!» — является сплошным лицемерием, а анкеты, получаемые из жандармских отделений Окружным управлением, заполненные à la Путим, доказывали, что все в полном порядке, никакой агитации против войны не ведется и что настроение населения Ia, а воодушевление Ia — Ib.

— Не жандармы вы, а городовые! — ругался ротмистр во время своих обходов по отделениям. — Вместо того чтобы повысить бдительность на тысячу процентов, вы становитесь мало-помалу животными: валяетесь дома на печке и думаете: «ну вас к чорту с вашей войной!»

Далее следовало перечисление обязанностей жандармов и лекция о современном политическом положении и о том, что необходимо подтянуться. После смелого и яркого наброска сверкающего идеала жандармского совершенства, направленного к усилению Австрийской монархии, следовали угрозы, дисциплинарные взыскания, переводы и разносы.

Ротмистр был твердо убежден, что не зря стоит на своем посту, что он что-то спасает и что все жандармы подвластных ему отделений лентяи, сволочь, эгоисты, подлецы, мошенники, которые ни в чем, кроме водки, пива и вина, ничего не понимают и, не имея достаточных средств на выпивку, берут взятки, медленно, но верно расшатывая Австрию.

Единственный человек, которому он доверял, был его собственный вахмистр из Окружного жандармского управления. Да и тот нередко в трактире делал замечания, вроде: «Нынче я опять нашего недотепу околпачил».

Ротмистр просматривал донесение жандармского вахмистра из Путима, а перед ним стоял его вахмистр Матейка и в глубине души посылал вахмистра ко всем чертям со своими донесениями, так как внизу в пивной его ждала партия в «шнопс»[27].

— На-днях я вам сказал, Матейка, — сказал ротмистр, — что самый большой болван, которого мне пришлось в жизни встретить, это вахмистр из Противина. Но, судя по этому донесению, вахмистр из Путима далеко того перещеголял. Солдат, которого привел этот сукин сын пропойца унтер, вовсе не шпион. Это, вне всякого сомнения, самый что ни на есть обыкновенный дезертир. А вахмистр в своем донесении порет такую чушь, что ребенку с одного взгляда станет ясно, что надрызгался, подлец, как папский прелат… Приведите-ка этого солдата сюда, — приказал он, просмотрев донесение из Путима до конца. — До сих пор мне никогда не случалось видеть более идиотского набора слов. Мало того: он посылает сюда этого подозрительного типа под конвоем такого осла, как его унтер. Плохо меня эта публика знает! До тех пор, пока передо мной они со страху раза три в штаны не наложат, до тех пор не убедятся, что со мною шутки плохи!

И ротмистр начал разглагольствовать о том, что жандармские управления небрежно исполняют приказы, и по тому, как составляются донесения, видно, что каждый вахмистр превращает дело в развлечение, стараясь придумать как можно больше всяких нелепостей. Когда свыше обращают их внимание на то, что не исключена возможность появления в их районе разведчиков, жандармские вахмистры начинают вырабатывать их в массовом производстве. Если война продлится, то все жандармские отделения превратятся в сумасшедшие дома.

Ротмистр Кениг дал в канцелярию распоряжение вызвать путимского вахмистра телеграммой в Писек и решил выбить ему из башки это «событие огромной важности», о котором тот пишет в своем донесении.

— Из какого полка вы дезертировали? — встретил ротмистр Швейка.

— Не из какого.

На лице Швейка было выражение полнейшей беззаботности.

— Откуда у вас форма? — спросил ротмистр.

— Каждому солдату при явке на призыв выдается форма, — с мягкой улыбкой ответил Швейк. — Я служу в 91-м полку и не дезертировал оттуда, а наоборот.

Изобразив на своем лице ироническое сострадание, ротмистр спросил:

— Как это «наоборот»?