Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны. Часть вторая

Опять наступило молчание. Внезапно из комнаты, куда отнесла прислуга письмо, послышался ужасный крик и шум. Что-то тяжелое с силой полетело на пол, потом можно было ясно различить звон разбиваемых тарелок и стаканов, сквозь который слышался рев:

«Basom azanát, basom az istenet, basom a Kristus marjat, basom az atyádát, basom a világot»[83].

Распахнулись двери, и в переднюю влетел господин во цвете лет с подвязанной салфеткой, размахивая письмом.

Старый сапер сидел ближе, и взбешенный господин накинулся сперва на него:

— Wass soll das heissen, wo ist der verfluchte Kerl, welcher dieses Brief gebracht hat?![84]

— Полегче, — сказал Водичка, подымаясь со стула. Особенно у нас тут не разоряйся, а то вылетишь. Если хочешь знать, кто принес письмо, так спроси у товарища. Да говори с ним поаккуратнее, а то очутишься за дверью в два счета.

Теперь пришла очередь Швейка убедиться в красноречии взбешенного господина с салфеткой на шее, который, путая от ярости слова, начал кричать, что они только что сели обедать.

— Мы слышали, что вы обедаете, — на ломаном немецком языке согласился с ним Швейк и прибавил по-чешски: — Мы тоже было подумали, что напрасно отрываем вас от обеда.

— Не унижайся, — сказал Водичка.

Разъяренный господин, на котором от его оживленной жестикуляции салфетка держалась только за один угол, продолжал о том, что по его первоначальному предположению письмо должно было касаться отведения под войско помещений в этом доме, который принадлежит его супруге.

— Сюда бы вошло порядочно войска, — сказал Швейк. — Но в письме об этом не говорилось, как вы, вероятно, уже успели убедиться.

Господин схватился за голову и разразился потоком упреков по адресу офицерства. Он сказал, что был также подпоручиком запаса и что он охотно бы служил на военной службе, но у него больные почки. В его время офицерство не было до такой степени распущено, чтобы нарушать чужую семейную жизнь. Он пошлет это письмо в штаб полка, в Военное министерство, он опубликует его в газетах…

— Сударь, — с достоинством сказал Швейк, — это письмо написал я, Ich geschrieben, kein Oberlajtnant Подпись подделана. Unterschrift Name falsch. Мне ваша супруга очень нравится. Ich liebe ihre Frau. Я влюблен в вашу жену по уши, как у Врхлицкого[85] говорится. Капитальная женщина!

Разъяренный господин бросился на стоявшего со спокойным и довольным видом Швейка, но старый сапер Водичка, следивший за каждым его движением, подставил ему ножку, вырвал у него из рук письмо, которым тот все время размахивал, и не успел господин Каконь и опомниться, как Водичка его сгреб, отнес к двери, открыл ее одной рукой и… что-то загремело вниз по лестнице.

Случилось все это быстро, как в сказке, когда чорт приходит за человеком. От разъяренного господина осталась лишь салфетка. Швейк ее поднял и вежливо постучался в дверь комнаты, откуда пять минут тому назад вышел господин Каконь и откуда теперь доносился женский плач.

— Принес вам салфеточку, — деликатно сказал Швейк: даме, рыдавшей на софе. — Как бы на нее не наступили… Всего наилучшего.

Щелкнув каблуком и взяв под козырек, он вышел. На лестнице не было видно сколько-нибудь заметных следов борьбы. Повидимому, все сошло, как и предполагал Водичка, совершенно гладко. Только в воротах Швейк нашел разорванный воротничек. Очевидно, здесь, когда господин Каконь в отчаянии уцепился за ворота, чтобы не быть вытащенным на улицу, разыгрался последний акт этой трагедии.

Зато на улице было оживленно. Господина Каконя оттащили в ворота напротив и отливали водой. А посреди улицы бился, как лев, старый сапер Водичка с несколькими гонведами и гонведскими гусарами, заступившимися за своего земляка. Он мастерски отмахивался, словно цепом, штыком, держа его за конец ремня. Водичка не был один. Плечом к плечу с ним дрались несколько солдат-чехов из различных полков, которые проходили мимо.

Швейк (как он утверждал позднее), сам не зная как, очутился в самой гуще, и, ввиду того что тесака у него не было, в руках у него очутилась тоже, неизвестно как, палка одного из оторопевших зрителей.

Продолжалось это довольно долго, но и всему прекрасному приходит конец. Прибыл кордон полицейских и забрал всех.

Швейк с удовлетворенным видом шагал рядом с Водичкой, неся на плече, точно винтовку, палку, которую начальник кордона признал в качестве вещественного доказательства.

Старый сапер Водичка всю дорогу упорно молчал. Только у входа на гауптвахту он задумчиво сказал Швейку:

— Говорил я тебе, что ты мадьяров плохо знаешь!

Глава IV Новые муки

Полковник Шредер не без удовольствия разглядывал бледное с большими кругами под глазами лицо поручика Лукаша, который в смущении не глядел на полковника, но украдкой, как бы изучая что-то, смотрел на план расположения воинских частей в лагере. План этот был единственным украшением в кабинете полковника. На столе перед полковником лежало несколько газет с отчеркнутыми синим карандашом статьями. Полковник еще раз пробежал эти газеты, и, пристально глядя на поручика Лукаша, сказал: