— Хотите я предскажу дальнейший ход событий? — спросил Макс. — Вам придет новый вызов и дуэль все же состоится. На ней либо он убьет вас или ранит, либо вы его. Во втором случае на вас ополчится общественность, а также император и вам придется все равно уехать — только без денег. Я же предлагаю уехать сейчас и с очень немалой суммой. Не торопитесь мне отвечать, обдумайте мое предложение. Только помните: оно вовсе не шуточное. Как только надумаете, мы вместе пойдем в банк, и я выпишу вексель на ваше имя, а также вручу сразу наличными 10 тысяч рублей. А пока до свиданья.
— Это черт знает что такое! — воскликнул кавалергард и выскочил в коридор.
«Придет или упрется? — задумался Макс. — Если будет думать в одиночестве, то придет. Но если поделится своими проблемами с товарищами (тем же Барятинским), то проблемы могут возникнуть у меня. Как же подстраховаться? А что если привлечь императора? Тот однажды отсылал Барятинского на Кавказ из-за слишком нежных чувств, возникших у его дочурки Марии, и снова может отослать. Но в кавалергардском полку у Дантеса друзей полно, сыщутся другие заступники. А если привлечь на свою сторону его новоявленную женушку, Екатерину Николаевну, в девичестве Гончарову? Она-то прямо заинтересована, чтобы уехать от своей сестрицы-соперницы. Точно, теперь немедля напишу записку к ней и отправлю нарочным, используя автограф Николая».
Через час госпожа Геккерен вошла в его кабинет.
— Я очень благодарен вам за столь быстрый отклик, Екатерина Николаевна! — воскликнул Макс. — Присаживайтесь вот в это кресло и спрашивайте.
— Я с вами совершенно незнакома, господин Городецкий, хотя и наслышана, конечно. И пришла только потому, что в записке значится «для беседы исключительной важности для моего семейства». А еще потому, что записку доставил личный посыльный императора. Итак, что вас так взволновало в моем семействе?
— Конфликт вашего мужа с Александром Сергеевичем. Дело стремительно катится к дуэли, которую я могу предотвратить, причем на очень выгодных условиях для вашего мужа и вас, Екатерина Николаевна.
— Как вы ее предотвратите?
— Переместив вашего мужа за пределы досягаемости для Пушкина. Час назад я предложил ему 100 тысяч рублей для безбедной жизни в своем отечестве, то есть во Франции — вместе с вами, конечно. Он обещал обдумать мое предложение, но боюсь, что он обдумывает его в обществе своих друзей, которые чужое счастье ни во что не ценят, а высшим приоритетом считают соблюдение дворянской чести. Вразумите мужа пожалуйста, склоните к отъезду с моим векселем.
— Но вам с какой стати вмешиваться в наши дела? — возмутилась Геккерн-Гончарова. — И тратить такие огромные деньги?
— Так получилось, что большие деньги я научился с легкостью зарабатывать и потому ценю их лишь в том случае, когда они помогают приличным людям. Дантеса многие осуждают, но я верю, что он честный человек. Сюда он приехал, как многие иностранцы, на ловлю счастья и чинов. Счастье в вашем лице, белла донна, он уже нашел, а вместо чинов можно, мне кажется, удовлетвориться вот такой суммой денег. С ними во Франции ему явятся и чины, и положение в обществе…
В таком ключе беседа с Екатериной Гончаровой длилась еще минут десять, и в результате молодая женщина стала убежденной сторонницей скорейшего отъезда Дантеса во Францию. При прощании она разразилась каскадом благодарностей в адрес Максима Федоровича и уверила, что во Франции в доме Геккеренов его будут ждать как самого благословенного гостя. Через неделю чета Геккерн выехала из Петербурга в дорожной карете, держа курс на Варшаву.
Глава пятьдесят шестая
Дама из Олау
А что же поделывал в конце мая 1813 года ротмистр Ржевский? Он вместе со всеми офицерами союзной армии радовался неожиданной глупости великого Наполеона, который вместо того, чтобы отчленить пруссаков и блокировать их до времени в своем Берлине, а русских гнать и гнать на восток до Гродно и Вильно, согласился вдруг на перемирие. Понятно его желание еще увеличить свою армию, которая в двух сражениях потеряла 30 тыс. бойцов из 200 тысяч и могла уменьшиться как минимум на столько же. Но разве он не понимал, что пополнение русских будет вдвое больше, да и пруссаки расстараются? А еще эти хитрозадые австрийцы: на фоне непрерывных французских побед они не рискнули бы выйти из лагеря его сторонников. А теперь судьба войны или мира должна была решиться на конгрессе в Праге, который запланировали на конец июня — но император Франц уже начал переговоры с Александром и Вильгельмом через своих дипломатов.