Фернан в свою очередь тоже улыбнулся и, как молодость всегда любит подшутить над старостью, не удержался от вопроса:
- А она?
- Право, мой юный друг, - наивно отвечал Бопрео, - когда доживешь до пятидесяти лет, так уж смотришь на все сквозь пальцы. Я верю, а вера спасает!
- Это справедливо.
- Поэтому, - продолжал Бопрео, - девочка моя отнимает у меня довольно времени, и сегодня вечером…
- Понимаю, - сказал Фернан.
- К Несчастью, г-н де***, наш директор департамента, дает вечер, на котором я непременно должен буду присутствовать, если не пошлю кого-нибудь вместо себя.
- Я поеду, - сказал Фернан, - и извинюсь за вас.
- Очень хорошо, но это еще не все: я желал бы, чтобы мои барыни не знали об этом подлоге, потому что в их глазах я должен ехать туда…
- Как же быть? - спросил молодой человек, вспомнив о приглашении к обеду.
- Сошлитесь на какую-нибудь холостую пирушку у приятеля, который будто бы уезжает из Парижа, и уходите сейчас после обеда. Согласны?
- Как вам угодно.
- Потом в девять часов наденьте белый галстук и отправляйтесь вместо меня на вечер к г-ну де***.
- Очень хорошо, - сказал печально Фернан, подумав, что у него пропадет вечер, который он рассчитывал провести с Эрминой.
В половине двенадцатого Фернан ушел из канцелярии, скромно позавтракав на двадцать пять су, зашел домой переодеться и отправился на улицу Сент-Луи, где мать и дочь встретили его с приветливой улыбкой и ласковым взором.
В пять часов Эрмина с матерью и Фернаном воротились из концерта. В шесть пришел Бопрео и сели обедать. Фернан, верный долгу наперсника, уже испросил позволение уйти домой пораньше.
После обеда и кофе он аккомпанировал Эрмине на фортепиано, поговорил минут десять и простился, оставив у камина мужа и жену, между которыми теперь царствовала некоторая холодность. Проводив жениха до дверей гостиной и пожав ему руку, Эрмина села за фортепиано.
В минуту, когда Тереза Наклонилась за щипцами, чтобы помешать уголья, а молодая девушка села за фортепиано спиной к камину, Бопрео бросил письмо на ковер перед пылавшим огнем.
Минуту спустя Тереза положила щипцы на место и подняла голову. Муж ее смотрел на потолок и был погружен в сонливую задумчивость.
Эрмина играла вальс. Тереза увидела письмо, сделала движение удивления, которое как будто вывело ее мужа из задумчивости и, указав ему на бумагу, сказала:
- Это вероятно ваша?
Бопрео бросил равнодушный взгляд на ковер, наклонился, поднял письмо и взглянул на адрес.
«Г-ну Фернану Рошэ», - прочел он.
При этом имени Эрмина оглянулась и пальцы ее неподвижно остановились на клавишах.
- Верно Фернан нечаянно выронил это письмо, - спокойно сказал Бопрео. Эрмина встала из-за фортепиано и подошла с неопределенным любопытством к отцу.
- Очень странный адрес! - наивно сказал Бопрео. - Внизу написаны слова: «Через мою горничную». Ого!
Эрмина вздрогнула и слегка покраснела.
- Это женский почерк! - проговорил он коварно.
Теперь Эрмина побледнела, а мать ее приподнялась, как бы предчувствуя, что в этом распечатанном письме таилась целая драма, драма, гибельная для ее дочери.
Бопрео спокойно раскрыл письмо и пробежал первые строчки с пустым любопытством будущего тестя, которому хочется знать, какова переписка его зятя. Потом он вдруг издал восклицание негодующего изумления.
- О! - вскричал он, - скажите пожалуйста, это уж слишком!
И, пододвинув к себе канделябр, он продолжал читать,
Эрмина стояла бледная и неподвижная, как статуя, а мать ее, под влиянием какого-то зловещего опасения, задрожала, смотря на мужа, лицо которого казалось все более и более расстроенным, по мере того как он читал дальше.
Окончив чтение, он посмотрел на жену и сказал ей:
- Это письмо от Баккара, модной камелии. Оно адресовано к человеку, которого вы хотите сделать своим зятем. Поздравляю вас с подобным выбором. Не угодно ли прочитать?
И он протянул письмо к дрожавшей жене.
Бедная мать в свою очередь прочитала эти строки, Продиктованные и писанные пороком, строки, в которых ее чистая и целомудренная дочь была возмутительно оскорбляема. Тереза вскрикнула и лишилась чувств, как будто горе, готовое поразить ее дочь, сразило наперед ее саму.
Бопрео поспешил подать ей помощь. Он звонил, звал, шумел гораздо меньше из участия, чем с целью дать Эрмине время прочитать роковое письмо. Молодая девушка действительно схватила его и читала с той лихорадочной жадностью, с какой часто узнают дурные известия. Она прочла до конца, неподвижно стоя возле матери, начинавшей приходить в чувство, и потом выронила из рук письмо, в котором ее оскорбляли, Письмо, показавшее ей в самом отвратительном свете человека, которого она любила и в любовь которого она верила!
Эрмина Бопрео не испустила ни одного вопля, не проронила ни одной слезинки.
Неподвижная и как бы пораженная громом, она смотрела то на Бопрео, то на мать и взгляд этот, казалось, свидетельствовал, что отныне жизнь ее разбита и она становилась равнодушной ко всему миру.
Тереза, пришедшая в чувство, встала и подошла к дочери с распростертыми объятиями и с полными слез глазами.
Они обнялись горячо, как будто желали слить свое горе.