Похождения в Советской армии, или ДМБ-92

Позже мы тоже освоили навыки вырубаться мгновенно и в любом положении «давить на массу». Удавалось придремывать даже в строю, что уж говорить о никого не удивлявшем спящем с открытыми глазами дневальном на тумбочке. Заснуть получалось  на пять минут, с четким подъемом в нужный момент. За все время был только один раз, когда мы своей троицей – я, Валерка и Вадим, отдыхая на стадионе взамен обычных легких физических упражнений, слегка проспали построение, да и то успели пристроиться ко взводу с его тыловой части. Все прочие внеплановые отходы ко сну, в том числе в качестве дежурного по роте, мгновенно прерывались при необходимости, в частности, в момент появления офицера в казарме.

С наступлением жары появилось новое явление – обмороки в строю, происходившие на вечерней поверке. Поверка шла долго, жара и духота были достаточными для того, чтобы уставшим и слегка, но всегда голодным курсантам было от чего внезапно увидеть ряды звездочек на экране перед глазами и очнуться от прикосновения внезапно вздыбившегося пола. Упавшего хватали рядом стоящие товарищи, выводили на улицу, а то и отводили в санчасть, что позволяло с наслаждением провести остаток вечера.

Со мной такое случилось однажды, без всяких видимых причин и последствий, ухватил меня Вовка Чирич, который требовал, чтобы я как можно дольше дышал воздухом и почувствовал полное восстановление сил. Он бы и в санчасть лег со мной до полного выздоровления, но нас там никто не ждал. Попасть в санчасть было несбыточной мечтой для многих, народ повадился туда ходить (как минимум прогуляешься час-другой), но основная помощь состояла в зеленке, да и особых болезней как-то не было.

Свободолюбивый одессит Чирич, привыкший дома к многочисленным способам расслабления, к концу лета уже просто изнывал от невозможности выйти в город. Получить увольнительную у него не было шансов и он хватался за любую возможность. Когда набирали готовых сдать кровь и требовалась первая положительная группа – он тут же отозвался, чтобы хоть на пару часов, но вырваться на вольный воздух. Представляю, что он чувствовал в Амдерме, где и вне казармы обстановка не слишком радовала!

Неуставные отношения или попросту драки… Нечего тут вспомнить за весь период учебки. Вообще. Все шло к этому. Было масса поводов, намеков и твердых решений разобраться. Были угрожающие позы,  махи руками на расстоянии, словесные перепалки, один борцовский поединок, толчки, сбор земляков для проведения показательного поединка. Вовка Чирич достаточно часто заводился и звал «на поговорить». Все шло-шло, но в итоге я так и отправился я в войска не посмотрев и не приняв участия в подобном происшествии.

Я думаю, были более серьезные инциденты, так как однажды упомянутого мной выше крымского татарина – толстого, явно не спортивного тюфяка, привели связанного ремнем и что-то втирали ему и нам перед строем угрожающе-дисциплинарного характера. Я так понимаю причиной были именно неуставные отношения, но события другого взвода нас не касались.

Одно время была в моде практика удара в грудь на уровне третьей пуговицы, при которой пуговица вырывалась и, если пуговица была полая, то она прогибалась и получалась на ней неприятная вмятина. Ходить со вмятиной было неприлично, но ее замена на такую же новую вела к новому удару в грудь – было прямо-таки около-спортивное соревнование. Со временем народ перешел на литые цельные пуговицы и развлечение сошло на нет. От сержантов, кстати, удары терпели, так как они имели воспитательный характер и были предназначены по заслугам особо одаренным, а вот от сослуживцев – нет, не терпел никто, минимально начинались словесные перепалки, каждый противился как мог.

Собственно и в войсках-то (говорю, естественно за себя и рассказываю о том, чему был свидетелем лично) драк как таковых не было. Были факты избиения, не фатальные, а скорее нравоучительно-показательные, когда один или несколько заведомо более сильных или авторитетных бойцов, пинали одного или нескольких подшефных. Происходило это достаточно части, но до санчасти одних или до губы других не доводило.

Из серьезных изменений в службе я бы выделил переход с ХБ на ПШ, происшедший почти сразу после выхода нового приказа о призыве и увольнении в запас, то есть 27 сентября 1990 года, что одновременно как бы отсекало все происшедшее раньше и вместо мыслей об учебке появились мысли о направление в войска – сонм тревожных  вопросов постоянно лез в голову.

Плюс к изменениям в самосознании изменился и внешний вид курсантов. В новом ПШ все выглядели подтянуто, почти как в парадке (ткань одинаковая, погоны и петлицы синие), а с учетом исчезнувших лысин и серьезно повзрослевших физиономий, тех же людей иногда и узнать было сложно. Некоторые даже попытались обточить сапоги, ушить брюки, отгладить шапки и позволить себе прочие вольности, но максимум дозволенного – это подшиваться не подворотничком, а «подшивой», то есть куском простыни. Я в момент смены формы одежды, как обычно был в увольнении, а вернувшись просто обалдел от внезапного преображения.