Похождения Вани Житного, или Волшебный мел

Но Шишок отнекнулся, дескать, таким манером можно только начальству да жуликам глаза замазывать. А простых людей он обманывать не станет — не таковский. И без него обирал да мошенников развелось выше крыши.

— Может, вернёмся к Казанку, попросим денег у него? — предложил тогда Перкун.

Но Шишок упёрся — и ни в какую. Видать, совесть его грызла, помнил ещё про вчерашнее буянство.

— Я ведь, ребяты, даже на фронте водку эту проклятую не пил, — объяснял он свой конфуз, — отдавал свои сто грамм хозяину. А тут на–ко вам! Вот и… Со своим братом домовиком разодрался — стыдоба! Конечно, домовики тоже всякие бывают… Но Казанок-то порядочный домовик, ответственный, живёт по расписанию — а я, вишь, что учинил, да прямо в его дому… Нехорошо, ох нехорошо!

Шишок так пригорюнился, что даже сел на ступеньку и за голову схватился — они как раз в подземный переход спускались — а на голове-то подарок Казанка! Но долго Шишку горевать не дали — быстро столкнули с насиженного места углом громадного чемодана.

Решили тогда, чтоб немного подзаработать, попытать счастья в подземном переходе.

— Балалайка-то у меня всегда при себе, — погладил инструмент Шишок. — Сейчас мы живо–два на дорогу к Раисе Гордеевне, да и на житьё–бытьё заработаем!

Стали в самом людном месте. Шишок стащил с себя дарёный головной убор, на заплёванный пол его жалко было класть, и Ваня подстелил под него одну из карт, найденных в немецком самолёте. Шишок, закусив губу и приспустив веки, стал самозабвенно наяривать на балалайке, но не забывал одним глазком поглядывать на железнодорожную фуражку, которая пока что пустовала. Тогда он нарошливо тоненьким голоском запел ухарскую частушку, потом ещё одну, третью, четвёртую. Народ не обращал на это никакого внимания, — денег в фуражку не бросал. А людские волны так и несло в обе стороны. Наконец кто-то опустил монету — только одному проехать в метро, а их-то трое!

— Так, — сказал Шишок. — Здесь не понимают настоящего искусства. Пойдём в другое место.

Стали в другом месте. Но и тут «настоящее искусство» тоже не понимали.

— Хорошо, попробуем солиста Парижской оперы! — пошёл на крайние меры Шишок. И вытолкнул вперёд Перкуна, петух откашлялся, похлопал крыльями и засипел:

А ну-ка песню нам пропой, весёлый ветер,
Весёлый ветер, весёлый ветер!
Моря и горы ты обшарил все на свете
И все на свете песенки слыхал!

Бегущий мимо народ стал приостанавливаться.

Спой нам, ветер, про дикие горы,
Про глубокие тайны морей!
Про вольные просторы, про птичьи разговоры, (тут Перкун указал на свой клюв)
Про смелых и больших людей!

Вокруг троицы собрался уже приличный круг слушателей. Ваня и сам не заметил, как стал подпевать. И Шишок, подыгрывая Перкуну на балалайке, усиленно вторил подголоском.

Последние строки пели уже всем подземным переходом. И наконец-то в железнодорожную фуражку посыпались монеты, и даже купюры полетели. Шишок резво собрал дань, но решил закрепить успех. Дескать, денег много не бывает, и кто, дескать, знает, сколько им ещё придётся провожжаться в этой многолюдной и бойкой столице. Он изрезал немецкую карту на полоски, скрутил каждую и, положив в фуражку, попросил Перкуна поработать попугаем.

— Это как? — удивился петух, на волне успеха он готов был на многое. Но тут насторожился.

— Как-как! Очень просто. Вытащишь билет из фуражки и подашь человеку. А он тебе — деньги в клюве.

— Там же должно быть что-нибудь написано, в бумажке-то! — воскликнул Ваня.

— Будет написано! — успокоил его Шишок, выдернул из хвоста Перкуна фиолетовое перо и закричал:

— Кто хочет узнать будущее, петух–прорицатель к вашим услугам! — и как заведённый: — Кто желает узнать своё будущее, петух–прорицатель, последний в роду великих прорицателей, укажет вам чёрный день. Страницы с риском для собственной жизни вырваны из Книги Жизни. Подходите — не пожалеете. Не подойдёте — станете жалеть, да поздно будет! — И опять: — Петух–прорицатель к вашим услугам! Кто хочет узнать своё будущее, заворачивай к нам!

Завернула белобрысенькая девушка. Перкун достал из фуражки одну из скрученных бумажек и галантно подал девице. Пока она разворачивала записку, Шишок, высунув от усердия кончик языка, торопливо водил в воздухе фиолетовым пером, выписывая какие-то буквы. Девушка развернула записку и воскликнула:

— Да тут по–немецки написано!

Шишок остолбенел:

— Как по–немецки! Не может быть!

— Вот, полюбуйтесь сами: Budonowsk.

Шишок полюбовался и, хлопнув себя по лбу, сказал:

— Переверни, переверни на другую сторону.

Девушка перевернула, здесь шла корявая надпись фиолетовыми чернилами: «Смени квартиру до сентября 1999 года»[67].

— Ерунда какая-то! — сказала девушка, бросила бумажку на пол, не заплатила и ушла.

Ваня подобрал, прочёл и пожал плечами: