— И правда, непонятно. Зачем ей менять квартиру? Что это значит? И кто это писал?
— Ну не я же! — рассердился Шишок. А когда Ваня, взглянув на перо в его руке, хотел что-то спросить, добавил: — Кто-то водит моей рукой. Кто — не знаю… И что значит написанное — тоже не ведаю… Так что не спрашивай, хозяин…
Подошли ещё два человека — Перкун вытаскивал записки, а Шишок махал в воздухе пером, и на бумаге появлялись слова. В одной цидуле[68]
значилось: «23 октября 2002 года не ходи на мюзикл «Норд–Ост»[69]. А в другой: «6 февраля 2004 не езди на работу на метро»[70]. Поскольку платить за такие дурацкие предсказания никто не хотел и вообще дело начинало пахнуть керосином, решили сворачиваться. Шишок нахлобучил на голову железнодорожную фуражку, Ваня надел на плечи котомку, Перкун вырвал у Шишка своё перо, попытался втиснуть на старое место — но неудачно.Уйти они не успели, из толпы вынырнул милиционер, подошёл и спросил, что это за цирк они устроили в переходе. Потом покосился на профиль Перкуна, который показался ему слишком горбоносым. И спросил, не кавказской ли национальности будет эта птица.
— Какой ещё кавказской! — обиделся Перкун. — У всех петухов такие клювы…
— Даже у теряевских, — уточнил Шишок.
В конце концов дело опять закончилось шишкой, которую Шишок вынужден был вручить блюстителю порядка в качестве документа.
— И чтоб я вас больше тут не видел! — сказал милиционер, возвращая шишку.
— Не увидишь, начальник, — успокоил его Шишок. — Даже если очень захочешь…
Когда входили в метро, Шишок сказал, что если так дальше пойдёт, то на Березайкиной ветке скоро не останется ни одной шишки. А это, конечно, не дело…
Но что ни говори, они были теперь при деньгах и могли наконец отправляться к бабушке Раисе Гордеевне.
Глава 22. У Раисы Гордеевны
Перкун всю дорогу хвалился, что только благодаря ему они обзавелись деньгами.
— А в чью фуражку деньги капали? — спрашивал Шишок. — Много бы ты без моей фуражки напел!
А Ванино сердце колотилось, как набат: ведь они совсем близко к цели! И вдруг вспомнились ему слова Водовика про то, что Раиса Гордеевна — настоящая ведьма… Это бы что! А вдруг мамы и здесь не будет?.. Где тогда её искать?
Уже выбрались из круглого, как цирк, здания метро и шли по улице, пытаясь отыскать нужный дом. Собирались перейти через дорогу на другую сторону, как вдруг на трассе показалась колонна танков и бронетранспортёров. Шишок чуть под гусеницу не залез, он орал и тыкал в военную технику пальцем:
— Хозяин, Перкун, это что ж такое?! Не война ли началась, пока мы бродим туда да сюда! И какая же падла опять на нас напала?!
Ваня тоже недоумевал:
— Может, к параду готовятся? Хотя до парада ещё больше месяца… Погоди, может, они к Белому дому?! Где депутаты-то засели…
Шишок почесал в голове:
— Эх, мать честна! Оказывается, вот как всё серьёзно! Не нравится мне это — свои против своих на танках прут! Как в Гражданскую… Ох, нехорошо это, прямо сердце ноет…
Из одного танка высунулась голова в шлеме, и Шишок, пристроившись сбоку, побежал рядом с гусеницей, крича:
— Эй, служивый, куда едем? С кем воюем?
— Всё схвачено, дед, не боись! Демократия победит! — по–своему ответив на вопросы, танкист нырнул обратно в танк.
Танки проехали — и друзья перебежали на ту сторону. Нужный им дом оказался одним из четырёх дореволюционной ещё постройки домов, колодцем окруживших площадку, посреди которой стоял белёный каменный домишко в два окна. Из железной трубы домика шёл сизый дымок. Шишок потянул носом воздух и блаженно улыбнулся.
Квартира № 1, по всему, должна была находиться на первом этаже дома 20–в — но её почему-то не было.
Квартира № 2 была, и № 3 была, и далее — поднялись до верхнего этажа — все номера шли по порядку, а первой квартиры не было! Что за чертовщина!
Спустились даже в подвал, обошли все подъезды до одного — первого номера так и не сыскали. Вошли в угловой дом под номером 20–б, там первая квартира имелась. И в двух остальных домах тоже первые номера были, а в доме 20–в счёт начинался не с единицы. Позвонили тогда во вторую квартиру искомого дома — никто им не открыл. В третьей тоже народишко отсутствовал. И во дворе, как назло, никого не было. Пустые детские качели скрипели на ветру — скырлы-скырлы, скырлы–скырлы.
Вышли в арку на улицу — ветер их в спину вытолкал. Здесь тоже было довольно малолюдно. Прямо в окошке соседнего дома продавались бублики, купили целую связку. Перкун надел себе съедобные колёса на шею, и, так-то жуя сухомятку, стали совещаться, что теперь делать. В лицо им летели помертвелые осенние листья — да столько! Невольно зажмурились. Открыли глаза: это дворничиха с метлой подметала опавшую листву, загребая в кучи по краям тротуара. Потемнело. Туча насела на Новослободскую и пошла кропить сеянчиком.