Похвала добродетели

Когда сели писать ответ Айтеку, женщины вопросительно посмотрели на Зекерью.

— Скажи, как написать ребенку, чтобы хоть немного утешить его? — спросила мать.

— Чтоб озарить его грустное лицо... рассеять тоску... печаль, — скулили сестры солдата.

Густые с проседью брови отца вдруг гневно сдвинулись:

— «Утешить, озарить, рассеять»! — передразнил он домочадцев. — А писать надо вот что... — Он подошел к младшей, которая уже раскрыла чистую тетрадь и взяла ручку. — Я буду говорить, а ты пиши. Поняла?

Таким решительным и строгим Зекерью никогда еще не видели. На несколько минут в доме воцарилась напряженная тишина. После короткого раздумья почтенный горец начал диктовать:

«Собачий ты сын, испоганивший бумагу столь позорным посланием! Благодари аллаха, что не я твой командир! А начальству своему передай такую мою просьбу: пусть гоняют тебя, как ожиревшего жеребца, пока ты не износишь дюжину пар сапог и пока две дюжины солдатских рубашек не истлеют на тебе от соленого пота. И чтоб одной черной кашей тебя кормили. А то привык у себя в доме к одному сплошному празднику и ничему не выучился, кроме как плясать в лакированных туфлях с девчонками из турбазы! Другие отцы-матери получают благодарности за хорошую службу сыновей! И еще я хочу тебе сказать, чтоб ты без значков и звания сержанта домой не возвращался. Отправлю обратно».

Зекерья обвел победным взглядом испуганных и ошеломленных женщин и миролюбиво закончил:

«У нас все живы и здоровы. Отцу твоему памятную медаль вручили. Как бывшему гвардейцу-пулеметчику ударного батальона. Желали, чтобы сын, по крайней мере, пошел в отца. Вот пока все».

— А вы, — Зекерья снова обратил свой суровый взор на женщин, — чего сидите, отвесив челюсти, как на представлении дагестанских канатоходцев? Сварите мне сегодня же кашу из самой черной гречки. Без масла. Боевую молодость хочу вспомнить.

— Да где ее найти?.. — робко пролепетала старшая дочь.

— Немедленно отыскать, доставить, сварить и глупых вопросов не задавать! — гаркнул Зекерья. — Приступайте к выполнению задания! — Он круто повернулся направо и вышел из комнаты, по-уставному печатая шаг.

Тот роковой вопрос Перевод М. Эльберда

Вот и Новый год пришел. «С новым годом, с новым счастьем!» Это так принято говорить.

Новое счастье... Красиво звучит. Новые друзья, новая (более высокая) должность, новая машина, новый костюм, новая... Стоп! Зачем так много. Когда все будет новое, куда девать старое. Правда, у иных народов от старого избавляются очень просто. Итальянцы, говорят, в новогоднюю ночь выбрасывают старую мебель, японцы избавляются от долгов. Меня-то лично устраивает старая мебель. А что касается долгов — какая разница — старые они или новые?!. Уж лучше бы их не было вовсе.

А избавиться, друзья мои, я хотел бы прежде всего от того рокового вопроса, который, похоже, стал моей тенью и в дни солнечные, и даже в пасмурные дни.

Не помню, кто и когда впервые задал мне этот проклятый вопрос, который преследует меня с фанатичным упорством кровника. Он ходит за мной по пятам, подстерегает меня за каждым углом, непрошеным гостем проникает в мою квартиру под руку с любым родственником или знакомым, поджидает меня в домах друзей, чтобы обязательно вмешаться в приятную застольную беседу, в задушевный товарищеский диалог.

По мере сил своих и способностей я пытаюсь ускользать от рокового вопроса, но он снова и снова находит меня и с фамильярностью старого приятеля терзает мне душу.

Впервые он прозвучал уже давно, почти сразу же после того, как я благополучно одолел перевал, за которым пошло третье десятилетие моей жизни. То ли в узком кругу друзей, то ли на многолюдной свадьбе, не помню в какой обстановке, первый раз услышал я этот вопрос в следующей форме: «А не пора ли тебе, братец, создать... как его... свой кош, да-да, кош, который называется семьей?» Я ответил безответственной шуткой и тут же забыл об этом.

Зато вопрос не забыл меня. Он преследовал меня телефонными звонками, письмами, поздравительными открытками, дарственными надписями на книгах моих друзей. Он, этот вопрос, был многоликим и многоголосым, он бесконечно менял свою окраску и форму. Иногда он выглядел так: «Видит аллах, ты уже не юноша. Не пора ли стать мужчиной?» Или так: «Если ты ищешь ее не в образе ангела с крылышками, то почему не возьмешься за поиски по-деловому?» Иногда с плохо замаскированным намеком: «Ты знаешь, как нам хочется поесть горячих хычинов из рук молодой невестки?!» Особо решительные друзья не спрашивали, а предлагали: «Только пальцем на нее покажи — мигом доставим тебе!» Находились и добровольные сваты: «Да мы так дело обстряпаем, что она сама сломя голову прибежит!»

Следует, однако, отметить одно любопытное обстоятельство: иногда раздавались голоса, звучавшие диссонансом в хоре, словно они тянули музыкальную фразу наоборот — от конца к началу.