Похвали день вечером

И по привычке, как на сцене после концерта, уронил голову на грудь. Ему аплодировали — первому и единственному сегодня, — и он шел, принимая эти аплодисменты всерьез, даже Травин, которому вроде бы ни к чему было улыбаться, еле сдерживался, чтобы не рассмеяться на своем председательском месте.

Потом он, уже поскучнев, говорил: да, запустили, значит, работу с людьми, и он проглядел эту историю, выводы же комиссии следует признать правильными.

— Подвести черту, — сказал кто-то. — Все уже ясно.

Савдунина окликали, ему протягивали руки — он торопливо отвечал на рукопожатия, неловко, боком пробираясь меж рядами к двери. Он спешил, потому что нервничала жена и надо было скорее позвонить ей.

На улице светило низкое, вечернее солнце и шел мелкий, теплый, «грибной» дождь. Савдунин вышел за проходную и сразу увидел стоящую на другой стороне улицы рядом с газетным киоском женщину с зонтиком — маленькую, худенькую, застывшую в ожидании. Он не замечал парней, которые прятались от дождя под выступом газетного киоска. Он видел только ее, эту худенькую женщину, и думал, что она точь-в-точь такая же, какой была много лет назад, когда он ходил к ней на свидания вместе с Клюевым.

Осторожно, словно в реку, женщина ступила на мокрый асфальт и побежала ему навстречу. Савдунин увидел ее испуганный, выжидающий, спрашивающий взгляд — все-таки отпросилась с работы, не выдержала, примчалась…

— Ты промокла?

— Нет.

Она все поняла.

— Лицо у тебя мокрое.

— Это так, дождик.

— Соленый у тебя… дождик-то.

Они пошли, и женщина все пыталась прикрыть зонтиком круглую, коричневую голову Савдунина, а парни глядели им вслед, но не двинулись, хотя дождь уже утихал, как бы боясь помешать тем двоим, что ушли…