Похвали меня

Какое-то время мы молчим. Я подбираю слова. Лучший мужчина, чем я, сначала бы извинился, но я не могу заставить себя извиниться за любовь к Шарлотте. Мне нечего стыдиться.

Сын смотрит на меня, и я понимаю: он хочет что-то сказать, и тотчас внутренне напрягаюсь.

– Знаешь… она пыталась меня предупредить. Я знал, что ее отец мудак, но не слушал. Когда же он сказал это про тебя… я просто сорвался.

– Извини, что тебе пришлось это услышать. Но всегда найдутся люди, которые реагируют таким образом. Те, что смотрят на вещи иначе и отказываются открывать свой разум чему-то новому. Пусть меня лучше считают грешником и развратником, чем зашоренным ненавистником всего и вся.

Он кивает, неотрывно глядя мне в глаза.

– Ты действительно любишь ее? Это не просто…

– Да, – отвечаю я, перебивая его. – Я действительно ее люблю. И я никогда не хотел, чтобы все произошло таким образом. Да ты и сам это знаешь, ведь так?

– Да.

Я напрягаюсь, чтобы перейти к самой трудной части.

– И ты понимаешь, что я не перестану с ней встречаться? Я должен был сказать тебе это раньше. Мне не следовало вести себя так, будто для меня это ничего не значит, но я очень боялся потерять тебя снова.

Он сглатывает и смотрит себе под ноги, и до меня впервые доходит: мой сын уже взрослый мужчина. Он больше не ребенок, не тот долговязый подросток, которого я помню, и не малыш, который смотрел на меня так, будто это я повесил луну в небе. Бо такой же мужчина, как и я, и мне пора перестать воспринимать его как ребенка.

– И все равно я считаю, что это ненормально, – ворчит он, и я вынужден отвернуться, чтобы не расхохотаться. – И я не знаю, смогу ли я видеть вас вместе, по крайней мере, какое-то время. Но… похоже, она счастлива с тобой – куда счастливее, чем была со мной.

Я стараюсь не слишком радоваться, не давая облегчению вскружить мне голову, потому что это маленький шаг, но вместе с тем и большой, и этого более чем достаточно. Бо не орет на меня, не бросает в лицо оскорбления, не угрожает никогда больше со мной не разговаривать.

Поэтому я молчу, и он продолжает:

– Мне это очень не нравится… Я не собираюсь лгать и говорить, будто мне все равно.

– Ничего, как-нибудь переживу, – быстро отвечаю я.

– Но… спасибо, что заступился за нее.

– Конечно. А тебе спасибо, что заступился за меня, – отвечаю я с улыбкой.

Повисает неловкое молчание. Ощущение такое, будто прошли часы, прежде чем он наконец поднимает голову, чтобы встретиться со мной долгожданным взглядом. Он не уходит и не посылает меня куда подальше, и я понимаю: между нами все будет в порядке.

– Ты все еще не прочь выпить? – спрашиваю я, кивая в сторону машины.

Бо сжимает губы и кивает.

– Черт, да.

Я готов сесть в машину и уехать. К чему я не готов, так это к тому, что мой сын внезапно делает три шага, чтобы сократить расстояние между нами, и заключает меня в объятия. Как же мне хочется запомнить этот момент! И, черт возьми, я стараюсь. Сколько же времени прошло с тех пор, как он по-настоящему обнимал меня, и мне хочется, чтобы этот момент длился вечно.

Но так же внезапно он разжимает объятия и отстраняется.

– Хорошо, поехали. – Он забирается на пассажирское сиденье, а я остаюсь стоять как истукан.

Бо предстоит пройти долгий путь, и возможно, мы никогда не сойдемся во взглядах на клуб и на мои отношения с Шарлоттой, но он по-прежнему мой сын, и я не дам ему так легко уйти.

Правило 38: Иногда слова не нужны

Чарли

Когда я вхожу в дом, сестра и мама сидят на диване. Вокруг носа и на щеках Софи красные пятна – явный признак того, что она плакала.

– Соф, прости, – говорю я, садясь на диван рядом с ней.

Всего час дня, а я уже как выжатый лимон. Мне еще столько нужно обдумать. Какой-то подонок рассказал моему отцу обо мне, когда я была в клубе. Мои родители оба знают про Эмерсона и клуб, про то, как меня продали с аукциона, – какое унижение! И – вишенка на торте – откуда ни возьмись объявляется Эмерсон Грант и во всеуслышание заявляет о своей любви ко мне. Трудно думать о других вещах, когда эта сцена раз за разом крутится в моей голове.

– Все в порядке, – бормочет сестра и кладет голову мне на плечо. – Надеюсь, ты не сердишься, что я позвонила Эмерсону.

Я поднимаю голову и удивленно смотрю на нее.

– Сержусь? Нет, конечно, нет. Ты поступила правильно.

– Ты видела, как он отшвырнул отца к стене? – спрашивает она, пряча улыбку, и зажимает губы пальцами.

Мы с мамой смеемся.

– Да, такое нужно было видеть, – говорит мама.

– Прости, что не сказала тебе… – добавляю я, в общем-то, для нее, поскольку Софи разобралась со всем сама.

Думаю, такие разговоры лучше вести наедине, но мне нравится, что мы не держим друг от друга секретов. По крайней мере, больше не держим.

Мама сочувственно потирает мне колено.

– Все в порядке, дорогая. У меня были подозрения, но я доверяю тебе, Чарли. Ты сильная и умная девушка, и я знаю, что ты способна позаботиться о себе.

Эмоции обжигают мне горло. Но я заставляю себя сглотнуть и не расплакаться.

– Спасибо, мама.

Она ерошит волосы сестры.