Покидая Вавилон

Длинная пауза разрослась раковой опухолью по всей комнате. Журналисты покосились на Кирилла в секундном замешательстве и снова с особой деловитостью вернулись к своим кофрам. Наконец, пузырь тишины лопнул: Соня крепко прижала ладони к ушам и тихо заплакала.

– Прости, прости, прости! – Кирилл подскочил к девушке и, вложив её ладони в свои, принялся покрывать поцелуями длинные хрупкие пальцы Сони. Та зашлась всхлипами. – Ну, извини! Я всего лишь пытаюсь уберечь тебя от этого ужаса… не хочу, чтобы с тобой что-то случилось… – Кирилл осёкся.

Соня подняла красные воспалённые глаза и прошептала:

– Ну, пожалуйста! Разреши быть рядом… У меня нехорошее предчувствие!

– Ну, что такое! – взмолился Кирилл. – У одного знаки судьбы, у другой – нехорошее предчувствие. Ну, поймите: это уже не шутки! Я не знаю, за какую Европу там борются, но эта борьба уже не на жизнь, а на смерть! – в сердцах он метко зашвырнул использованные батарейки в мусорную корзину. Та, закачавшись, стойко приняла удар на себя, отозвавшись глухим стуком. Потянув за собачку замка-"молнии", Кирилл вскрыл сумку, заглянул внутрь в поисках запасного комплекта, растерянно посмотрел на присутствующих и подчёркнуто-неторопливо закрыл.

– Что-то не так? – Доменико перехватил взгляд Кирилла.

– Да, – совсем растерялся Кирилл. Он поскрёб ногтём переносицу, водружая свергнутые очки обратно. – Это не наша сумка.

Глава 8

«На Майдане начинается движняк. Отмечен резкий рост ультраправых. „Беркут“ мобилизует силы, подтягивая батальоны к эпицентру действий. Провокации переросли в акции вандализма и насилия. Есть жертвы. Прошу расценить это сообщение, как моё заявление о готовящемся в Киеве преступлении». Кирилл перечитал набранный текст в редакторе, поправил пару запятых и в очередной раз отправил сообщение на страницу собственного блога.

– Ещё бы вчера, я сказал, что, скорее всего, к Новому году Майдан рассосётся и переместится в кулуары кухонных сутолок, – проговорил он, отодвигая от себя ноутбук и устремляя взгляд вдаль на пылающие шары оранжевых зарниц в пузатых цилиндрах прогорающих насквозь бочек. – Теперь, наверно, вряд ли.

Они с Джованни грелись у одной из таких "мартенок", трогая пальцами объёмные волны лучистого тепла, и уже битых полчаса околачивались у пятнистого фургона телевещательного комплекса – единственного источника общественных хот-спотов.

– Сигнал совсем слабый, – пожаловался он, – одна надежда законнектиться: торчать вплотную к ним, – Кирилл проверил соединение и облегчённо вздохнул: – Ну, кажется, ушло!

Доменико подцепил с осклизлой талой земли пруток и поворошил красные угли, ощерившиеся с треском и шипением красным оскалом. Аграмантами плетёных кружев искры взметнулись вверх, затмив на мгновение звёзды.

Светотени твистовали на смуглом лице метиса – по заросшим щекам, раздутым крыльям носа, широкому лбу. Борода, сбитая клоками, легко серебрилась, а шикарные смоляные кудри, тщательно напомаженные накануне, теперь свисали бесформенными прядями. Двубортный плащ цвета сухой глины изменил окрас на ещё более невнятный. Засохшие пигментированные пятна грязи перемежались с абрисами мазков сажи, краски, солярового масла. Доброй половины застёжек не доставало – жалкие обрывки нитей ещё хранили память о потерянных пуговицах. Надорванный лацкан трепыхал на ветру, словно вольная птица с надломанным крылом – он бился в напрасных потугах броситься в небо.

– Она тебя любит! – слова сбивчивыми обрывка ми срываются с уст Доменико и уносятся прочь. Ветер крепчает. – И от тебя не отречётся. Её жертва будет напрасной, если ты не сдержишь обещания вернуться живым.

– А тебя чего чёрт понёс? – с досадой спросил Кирилл. Он продолжал сердиться на иностранца за то, что тот своевольничал и не остался вместе с Соней.

– Я встречался в Киеве с одним человеком, – по-своему истолковал вопрос Кирилла Доменико.

– Зачем?

– Хотел купить книгу.

– Книгу? А что, какая-то особенная, эта книга? Редкая?

– Особенная… для меня, – признался Доменико и, стараясь перевести неприятный ему разговор в другое русло, спросил: – А что было в той сумке?

Кирилл некоторое время молчал, посматривая на огонь. Затем посмотрел на Доменико и жалобно спросил:

– Закурить не найдётся?

– Я бросаю, – честно признался тот.

– Я тоже, но сегодня день какой-то… невыносимо богатый событиями. – Он окликнул соседа в драповом пальто и брюках галифе с разрисованными на лбу звёздами Евросоюза: – Дружище, дай согреться сигареткой? Больно хочется курить…

– Зігріється трошки ось там, – хохотнул "звезданутый", указывая на штаб, откуда, мерно оттесняя толпу за площадь, наступали бойцы "Беркута".

Но сигарету всё же дал. Кирилл укрыл себя облаком дыма и с непривычки закашлялся.