Поклон старикам

— Его звали Шободой, что означает маленькое острое личико. Было у него, конечно, настоящее имя, законное, но, оно было забыто, хотя его записали в книгу сельсовета, как полагалось по тому времени. А было это давно, в тысяча девятьсот двадцать втором году. Только самые старые люди помнят, почему приключилась такая печальная история с мальчиком. Ведь наверно грустно, когда тебя называют не по имени, а так вот: «острое личико», пускай даже ласково? У лисички тоже острое личико, у солонгоя^[18], которые живут на берегах быстрой и студеной речки Уды. Может, не сердился Шободой, когда его так называли, но рассказать, почему так случилось, что забыли его имя, надо…

Его маму звали Намжилма, а папу Балдан. Жили они в далекой Еравне, откуда до Верхнеудинска (тогда так называли столицу Бурятии Улан-Удэ) надо было на хорошем коне скакать четыре дня и четыре ночи. Жили Балдан с Намжилмой всегда дружно, как голуби, даже когда батрачили на злого богача Ширапа, не ссорились. А потом, при Советской власти, вступили в коммуну, вовсе хорошо зажили. Только оставалось у них одно тяжелое горе: не было у них детей. Нет, дети у них рождались, но ни один не жил больше годика. Если бы все они были живыми, то у Шободоя было бы теперь четверо братишек да сестренок! Но уходили братишки и сестреночки в землю, как нераскрывающиеся цветочки. Люди говорили, что злые духи вселились в маму Намжилму, вот и пожирают ее плоды, как червячки зеленые листочки, даже советовали отправиться в дацан, чтоб молитвой изгнать их. Однако Намжилма не верила в злых духов и в лам. Она-то знала, что виновата в ее горе прежняя жизнь: надорвалась, когда еще девушкой батрачила на Ширапа.

Такое вот горе было у Намжилмы и Балдана. Но, когда появился на свет еще сынок, горе, конечно, на время забылось. Балдан на радости купил много вина, оседлал своего верного Гнедка, поскакал в сельский совет. До совета было совсем недалеко, пять верст, но Балдану очень хотелось проскакать по улусу и степи верхом, показать свою радость.

— Сын у меня! Сын! — говорил он каждому, кого видел, с такими же словами забежал в сельский совет. А в совете работал его старинный друг-нухэр по фамилии Хувараков. Был этот Хувараков, секретарь сельсовета, маленьким, щупленьким, проворным, как собачка, а глаза большие и добрые. Хороший человек был, хотя фамилию носил дурную, будто старый чужой дэгэл. Ведь хуварак кто? Служака, раб в дацане! Что сделаешь, беднякам всегда доставались самые плохие фамилии или прозвища…

— Рад тебя видеть, Балдан, таким счастливым! — сказал секретарь Хувараков, и тут черная мысль согнала радость с его круглого, как булочка, лица: эх, друг Балдан, опять в твою юрту пришло горе. Но он прогнал эту мысль, подбежал к Балдану, протянул обе руки: — Поздравляю тебя. Намжилму тоже. Пускай народившийся жеребеночек долго-долго топчет траву, и пускай степь к нему будет ласковой.

Балдан подхватил слабосильного друга на руки, как ребенка, посадил на скамью, что стояла вдоль стены для тех, кто приходил сюда. Потом достал из кожаной сумы бутылку водки, ударил широкой ладонью по донышку — пробка вылетела, как пуля из ружья.

— Обмоем моего сынка, друг Чимит!

— Неладно однако получится, друг Балдан! Я однако на службе… — подумал было отказаться секретарь Хувараков, но тут по лицу Балдана понял: нельзя отказаться, нанесешь такую обиду, что не забудется до самой смерти.

Но, выпили по полстакана. Потом еще наливали два раза. У секретаря круглое лицо сделалось похожим на ягоду землянику. А у друга его лицо почему-то побледнело, только черные глаза блестели, будто бы он переживал и радость, и видел беду.

— Мой сынок будет жить! — сказал он громко, даже стаканы на лавке испуганно зазвенели. — Ведь где он родился? Не в какой-нибудь юрте, под шепот глупой старухи. Он родился в районной больнице. Русский доктор принял его на руки. Сама новая жизнь взяла моего сынка в свою ласковую колыбель… Так ли я говорю, друг Чимит?

— Правильно говоришь, друг Балдан! А ты как назвал сына? Нашел ли хорошее имя ему?

— Нет, друг Чимит. Не нашел. Трудное это дело. Давай искать вместе.

Балдан достал вторую бутылку, снова выстрелил.

—  Э-э… — промычал секретарь Хувараков. — Имя найти — это тебе не дэгэл сшить. Имя говорит о человеке больше, чем он может сказать о себе. Про время и жизнь говорит. Вот что значит найти хорошее имя… Давай-ка маленько выпьем, друг Балдан, за хорошее имя, которое сейчас придет в наши головы.

Секретарь выпил, вытер вспотевшее румяное лицо.