Поклонение волхвов

– Душно-то как… Тогда я и начал работать над этой кантатой. Здесь… В ней раскрыты все тайны моей работы. Показан весь путь… современного музыканта. Сюжет очень прост. Последние дни Земли, в Землю должна врезаться комета. Основа здесь биографическая, я как раз ребенком… ребенком был в Милане с моей матушкой, шел десятый год, все ожидали столкновения с кометой Галлея. Матушка моя была в панике, весь Милан – в панике. Каждый час выходят выпуски газет, листовок, везде эта комета… Сумасшедшие дома переполнены, куча самоубийств. Накануне уже никто не работает. Собор переполнен, внутри давка, люди стоят на коленях прямо перед собором, простирают к небу руки, другие поднимают к небу кулаки и хулят Господа. Тут же носится толпа ряженых, пьеро, коломбины, много звездочетов и волхвов в синих колпаках и плащах со звездами… Магазины открыты, фрукты, хлеб, вино – бери даром!

– Здорово! Коммунизм.

– Но мальчик, – Бежак не слышит реплики, – все-таки попадает в собор и видит орган… Нет, конечно, он слышал орган и у себя в Вене, но здесь он звучит совсем по-другому. И, слыша эту музыку, мальчик вдруг понимает, что того ужасного, чего эти люди боятся, не случится, что комета не свалится и Земля не погибнет. Но вот музыки – музыки уже больше не будет. Что вот отзвучит эта тема – и все, от музыки на Земле останется только оболочка, только обрывки, которые будут разрываться на еще более мелкие клочки… Откройте, пожалуйста, форточку – спертый воздух!..

Слышно копошение и скрип открываемого окна.

– Но теперь наступает новая эра, новый эон. Тайное выходит на свет. Quidquid latet apparebit.[96] Открывается истинное предназначение всего. Давлатик, – поднимает голову к Давлату, – ты помнишь, как назывался этот роман о будущем, где пожарные, вместо того чтобы тушить пожары, их разводят?

Давлат мотает головой.

– А я ведь советовал его тебе… Не помнишь? – Опускает подбородок. – Так вот, высокочтимые мои друзья, такое время наступает. Последние великие грезы уходят, приходит время великой честности. Пожарные будут поджигать дома, библиотекари – уничтожать книги, учителя – делать из смышленых детей тупиц и идиотов, богословы – учить о том, что Бога нет… А музыканты должны разрушать музыку. Потому что только они способны это сделать про-фе-ссионально!

Снимает папку с рояля, развязывает тесьму:

– Я долго не решался представить этот опус на ваш взыскательный суд.

Тесьма все не развязывается, пальцы дрожат.

– Но сегодня они мне разрешили. Они сейчас тоже здесь, хотя вы не видите их. Я тоже их не вижу, только слышу их тихие голоса. Они ободряют меня…

Николай Кириллович, ловя губами воздух, протискивается к окну.

– О ком это он?

– О гениях, наверное…

– Не получается! – Бежак бросает папку на рояль, кто-то пытается взять ее, чтобы помочь, старик мотает головой. – Не надо, друзья мои, я все помню по памяти. Итак, самое начало кантаты!.. Я прошу вашего полнейшего внимания. Вступление органа. Впрочем, я еще не решил до конца, может, это будет колокол!

Николай Кириллович сжимает губы и смотрит на Давлата. Тот опускает взгляд.

– Итак… – Пальцы Рудольфа Карловича касаются клавиш.

«Ми-до, ми-до, фа-ми-ре!»

Пауза.

«Соль-соль-соль, ля-си-до, до-до!»

– Это же «Чижик-пыжик»! – взвизгивает Василиса Ден.

Поднимается гвалт, выкрики, что-то падает. Хохот Бежака, сумасшедшие удары по клавишам.

Николай Кириллович замечает в окне, у служебного входа, карету «скорой помощи» и курящих возле нее санитаров. «Скорую» заранее вызвал Давлат.

* * *

Дверца захлопывается. Труба трясется и пускает дым, «скорая» дергается.

– Эх, Рудольф Карлович, – директор провожает машину взглядом, – хоть бы немножко потерпел, пока юбилей кончим! Столько гостей, столько иностранцев!.. Японцы!

Махнув рукой, идет к служебному входу.

– Товарищи, – останавливается, – предупреждаю официально и всех сейчас соберу, тоже предупрежу. Все, что произошло… Сами понимаете. Поэтому – ничего не произошло. Рудольф Карлович показывал свою новую оперу и немного переволновался. Результат – нервный срыв, и точка!

Народ хмуро расходится.

Мимо проходит Ринат:

– Самим бы тут, блин, не «переволноваться»!

– Пирожные с чаем хотя бы остались? – интересуется кто-то.

Николай Кириллович остается с Давлатом.

Давлат собирался ехать с Бежаком, но решили, что поедет администратор театра, лицо официальное.

– Не мог я его удержать. – Давлат глядит под ноги. – Говорит, желаю с театром попрощаться. Позвонил мне, еще темно было.

– А в папке?

– Чистые нотные листы.

– Ладно, пока… Поеду искать Синего Дурбека.

Давлат останавливает его ладонью:

– Да, это я дал ему посмотреть твою симфонию! Знаешь, сколько он просил об этом? Да, не надо было, он после нее совсем плохой стал. Думаю, голоса здесь даже ни при чем. Это все от отчаяния.

– Я тоже сегодня утром эти голоса слышал.

– Они уже тут несколько дней. – Давлат оглядывается. – На Гагаринке были. Нищие видели, теперь боятся, в церкви ночуют, у отца Михаила… Еще и Садык исчез.

– Как?