Поклонение волхвов

Николай Кириллович разминает пальцы и стучится.

– Если это опять эта дура… – слышен изнутри голос Синего Дурбека.

Николай Кириллович осторожно заходит.

Небольшая полутемная комната. Одну стену почти целиком занимает окно, через него, как на ладони, видно поле. На диване, глядя на поле, полулежит Дурбек Хашимович, рядом несколько фигур, показавшихся восковыми. Дурбек Хашимович одет в синий, с лунным отливом костюм; на пальце сияет перстень с гелиотидом. На столике стоят пепельницы и виноград, едко пахнет коньяком.

– Это кто?

В Николая Кирилловича направляется указательный палец.

– Композитор, – слегка оживает одна из восковых фигур.

– Спросите, что ему надо. – Синий Дурбек снова отворачивается к окну.

– Дурбек Хашимович, я буквально на минуту, – делает шаг вперед Николай Кириллович. – Я насчет фестиваля.

– Какого фестиваля? – Синий Дурбек продолжает глядеть на поле.

– Музыкального… Современной музыки…

Одна из мумий испускает вздох.

Николай Кириллович секунду молчит, потом начинает говорить о фестивале. О странном решении проводить его не в Центре, а в Музтеатре. О том, что некоторые участники в последний момент отказались приехать, потому что на них оказывается давление. О том, что он до сих пор не получил ответа насчет колокола, который необходим для исполнения его симфонии…

– Пидарасы… – задумчиво произносит Синий Дурбек, не отрываясь от окна. – Где они их только набрали?

По полю внизу носятся какие-то парни в серебристых костюмах и болтают длинными лентами. Выезжает муляж космической ракеты.

Синий Дурбек отворачивается и замечает Николая Кирилловича:

– Что он хочет?

– Колокол просит, – неожиданным тенорком отзывается самая мрачная фигура.

– Хорошо… Дайте ему колокол.

Тенорок что-то чиркает в блокноте.

– Только пусть тихо звонит. – Синий Дурбек прижимает палец к губам. – Тихо-тихо…

Николай Кириллович собирается что-то сказать, но тут раскрывается дверь и в комнату на карачках вползает седой человек в сером пиджаке:

– Отец! Отец родной! – Быстро ползет к дивану, воздевая руки. – Умоляю! Жена, дети, внуки… Умоляю!

Николай Кириллович смотрит, потом тихо выходит.

Проходит вдоль трибун, кутаясь в плащ. «Си-яй, сияй, Дур-р-кент!» – оглушает его детский хор. Синие флажки, желтые, красные…

* * *

До дома он идет пешком. Дует ветер, болтая над пустыми улицами гирляндами. Пару раз Николай Кириллович останавливается и произносит в темноту:

– Ничего. Все хорошо.

Второй раз произнес, когда мимо, взвыв, промчалась «скорая». Николай Кириллович вытирает лицо в синих всполохах.

Возле пустой остановки шагает взад и вперед Валентина Пирожок. На длинной рейке качается транспарантик: «До конца света осталось 8 дней». Цифра «8» написана карандашом. Кошка на плечах Валентины бесшумно мяучит.

Николай Кириллович сворачивает к себе на Люксембург.

Замечает перед соседним домом проехавшую «скорую», милицию, людей.

– Режиссер, – слышит, подходя, крики, – режиссер это из театра!

Проносят накрытые простыней носилки.

Из-под простыни выпадает и виснет, болтаясь, кисть руки.

Николай Кириллович глядит на эту руку.

Из подъезда доносятся стоны, голоса, топот по ступенькам, спускают еще носилки. Кто-то страшно кричит на узбекском. Николай Кириллович не сразу узнает голос.

– Это что ж такое! – Возле Николая Кирилловича появляется соседка, из сидящих обычно на скамейке. – Видали? Два самоубийства сразу, договорились, видать, между собой. Один уже все, говорят, а второй еще вон, мучается как!

Николай Кириллович бросается в подъезд.

На него выносят носилки, он шарахается в сторону, потом к носилкам. Успевает увидеть страшное лицо Масхары. Масхара мертвой хваткой прижимает к себе дойру. Николай Кириллович успевает заметить, что он в гриме шута.

Николая Кирилловича снова оттесняют, он топчется возле «скорой», пытаясь пробиться к носилкам. Длинный врач заграждает дорогу ладонью и мотает головой.

Из «скорой» вылетает дойра, падает и катится к ногам Николая Кирилловича.

* * *

Дуркент, 25 октября 1973 года

Об этом дне известно много и одновременно очень мало; сведения о нем обрывочны и фантастичны. Никаких сообщений в прессе, ни в областной, ни тем более в центральной об этих событиях не было; их и не могло быть.

Хуже всего известно, что делал почти весь этот последний день своего пребывания в Дуркенте Николай Кириллович. С утра он просто исчез. К полудню в Музтеатре поднялась легкая паника. Официально ничем дирижировать Николай Кириллович был не должен. Своими «Звуками воды» дирижировал сам Токаржевский, остальное занимала камерная музыка. Но это был последний день фестиваля, и отсутствие Николая Кирилловича сразу почувствовали и начали его искать.