Поклонник Везувия

Интересно, смогу ли я сейчас встать. Однако, если мы собираемся в путешествие, нужно тренироваться. Вот они удивятся, когда я встану на свои непослушные холодные ноги. Когда уйдет этот коротышка в адмиральской форме, придет Толо и разотрет мне ступни. Хорошо бы жена осталась. Зачем она все время уходит с ним вместе. Пусть останется и споет мне. Ради нее я даже открою глаза. Сейчас она со мной так добра. Не то что в последние годы. Надеюсь, она добра со мной не потому, что я болен, ведь я намерен поправиться. Есть такие люди – о том, что им дорого, они начинают заботиться только тогда, когда их имуществу угрожает опасность или когда оно уже испорчено, а то и вовсе почти уже пропало. В Помпеях и Геркулануме тупые рабочие совершенно не понимали, где они копают, что долбят кирками и лопатами, пока на раскопки не приехал Винкельман и не отчитал их за полное отсутствие методы и аккуратности в работе: только тогда они стали действовать с надлежащим тщанием. А потом, очень скоро, его убил тот ужасный молодой человек, отнюдь не Ганимед, как мне рассказывали, ничего подобного, уродливый рябой мерзавец; мой чувствительный друг пригласил его к себе в гостиницу и имел неосторожность показать некоторые ценности, которые вез в Рим. Казалось бы, Винкельман должен был иметь склонность к юношам с лицами и телами греческих статуй, красоту которых он так превозносил, но нет, вопреки стараниям ревнителей общественного вкуса, во вкусах не бывает стандартов, а потом, если человеку суждено быть убитым, если такова судьба, то ему не дано предвидеть, кто окажется убийцей. Никогда, ни единого раза за все тридцать семь лет, что я прожил среди жестокого и вспыльчивого народа, не испугался я блеска клинка. Но здесь, в родной Англии, в собственной постели, это не продлится долго, ночные кошмары составляют лишь часть того, с чем мне теперь приходится мириться, надеюсь, когда я поправлюсь, они прекратятся, лучше о них сейчас не думать. Ко мне приближается мать, с зазывным видом распахивая платье. Мужчины и женщины, усевшись в кружок, самозабвенно лакомятся трупами, чавкая и выплевывая кусочки костей, белые, как пемза, которую я собирал на вулкане. И раздувшийся утопленник в воде, и беременная женщина на виселице. Во сне меня волокут на виселицу, это крайне неприятно, я же им объяснял, что не могу ходить; а то еще меня, беспомощно лежащего в постели, окружают бандиты с ножами. Теперь часто снится, что меня вот-вот убьют. Обычно, когда я просыпаюсь, то могу отогнать эти видения, хотя они некоторое время еще живут со мной в реальном мире, правда, если нужно, я могу потянуть шнур тонка и вызвать старого Гаэтано, чтобы он посидел со мной, пока я снова не засну. А как-то раз, по-моему, позавчера вечером, я услышал собственный крик, боюсь, он прозвучал очень жалобно, и моя жена с циклопом вошли в комнату и стали спрашивать, не болит ли у меня что. Нет, это не боль, ответил я. Это только сон, но я поражен, до чего он правдоподобен.