Поклонники Сильвии

После этого дар речи покинул его из-за приближавшейся смерти. Филип лежал очень тихо; сознание быстро покидало его, но на короткие мгновения то и дело возвращалось, и в такие моменты он понимал, что Сильвия нежно касается его губ и шепчет ему на ухо слова любви. Казалось, он уже готов был уснуть навеки, однако лучи красного солнца коснулись его глаз, и Филип, с титаническим усилием подняв голову, посмотрел в бледное несчастное лицо жены.

– В раю! – воскликнул он и со счастливой улыбкой уронил голову на подушку.

Вскоре после этого пришла Эстер, неся только что проснувшуюся маленькую Беллу на руках в надежде, что та успеет увидеть отца, прежде чем его не станет. Эстер провела в молитвах всю бесконечную ночь, однако нашла Филипа уже мертвым, а Сильвию – без слез и почти без сознания лежащей рядом с ним; одна ее рука сжимала руку мужа, а другая обнимала его.

Бедный старый Кестер горько всхлипывал, Сильвия же не плакала.

Эстер поднесла к ней ребенка, но Сильвия, широко открыв печальные глаза, смотрела так, словно ничего не осознавала. Однако Белла при виде бледного, покрытого шрамами, но умиротворенного лица внезапно встрепенулась и воскликнула:

– Это бедный человек, который был голоден! Теперь он уже не голоден?

– Нет, – ответила Эстер мягко. – Прежнее прошло[84], и он отправился туда, где нет ни печали, ни боли.

Произнеся эти слова, она разрыдалась. Выпрямившись, Сильвия посмотрела на нее.

– Почему ты плачешь, Эстер? – спросила она. – Ты не говорила, что не простишь его никогда в жизни. Не разбивала сердце человека, который любил тебя, не оставляла его голодать у своей двери. О Филип! Мой Филип, нежный и верный…

Подойдя к нему, Эстер закрыла его печальные полуоткрытые глаза и коснулась спокойного лба долгим прощальным поцелуем. И в этот миг ее взгляд упал на черную тесьму у него на шее. Приподняв ее, Эстер увидела, что на ней висела монета в полкроны.

– Это монета, которую он оставил Уильяму Дарли, чтобы тот сделал в ней отверстие, – произнесла она. – Всего несколько дней назад.

Белла тихонько прижалась к матери, стремясь найти уют в этом странном месте, и от прикосновения ребенка Филипа из глаз Сильвии наконец хлынули слезы. Взяв черную тесьму, она повесила ее себе на шею и через некоторое время сказала:

– Если я проживу очень долго и буду стараться все время быть хорошей, то, как думаешь, Эстер, Бог пустит меня туда, где сейчас Филип?

* * *

Монксхэйвен изменился – нынче это бальнеологический курорт, набирающий популярность. Однако, стоя летней ночью во время отлива в том месте, где когда-то находился дом вдовы Добсон, вы все так же можете уловить вечный шум ласкового прибоя у пологого берега – звук, который Филип слышал в последние мгновения своей жизни.

Шум этот стихнет лишь тогда, когда моря уже не будет[85].

Однако память о людях недолговечна. Несколько стариков все еще могут рассказать вам историю о человеке, который умер в домике, стоявшем примерно на этом месте, – умер от голода, пока его жестокосердная жена жила неподалеку в сытости. Именно так воспринимается произошедшее благодаря народной молве и незнанию фактов. Недавно в «Общественные купальни», красивое каменное здание, возведенное на том самом месте, где когда-то находился домик вдовы Добсон, приехала одна леди и, увидев, что все комнаты заняты, завела разговор с одной из купальщиц; случилось так, что речь зашла о Филипе Хепберне и легенде о его судьбе.

– В детстве я знала одного старика, – произнесла купальщица, – который не позволял обвинять миссис Хепберн. О ее муже он, впрочем, также ни разу дурного слова не сказал, говорил лишь, что людям не дано судить и на ее долю выпало жестокое испытание, как и на долю ее супруга.

– Что стало с его женой? – спросила леди.

– Это была бледная печальная женщина, всегда носившая траур. О ней у меня воспоминаний нет, знаю лишь, что она умерла еще до того, как ее дочь выросла; мисс Роуз удочерила девочку и вырастила ее как родную.

– Мисс Роуз?

– Эстер Роуз! Вы что, никогда не слышали об Эстер Роуз, основательнице приюта для бедных искалеченных моряков и солдат, что стоит на Хорнкаслской дороге? Перед ним установлен камень с надписью, гласящей: «Это здание возведено в память о Ф. Х.». Некоторые считают, что «Ф. Х.» – это инициалы человека, умершего от голода.

– А его дочь?

– Один из Фостеров, основателей Старого банка, оставил ей кучу денег; позже она вышла замуж за их дальнего родственника и много-много лет назад уехала в Америку.