Поклонники Сильвии

– Что ж! До корабля они добрались очень быстро и высыпали на борт, как саранча; капитан говорит, что видел, как Кинрейд спрятал свой китобойный нож под куском парусины, и понял, что тот что-то задумал, однако не стал его останавливать, как не сделал бы этого, если бы гарпунер вознамерился убить кита. Стоило людям с «Авроры» оказаться на борту, как один из них тотчас же метнулся к штурвалу; по словам капитана, он почувствовал себя так, словно кто-то поцеловал его жену. «Однако затем, – говорит он, – я подумал обо всех тех людях, что спрятались в трюмах, вспомнил о жителях Монксхэйвена, которые высматривали нас в это самое время, и сказал себе, что буду говорить с ними вежливо столько, сколько смогу, и лишь затем возьмусь за китобойный нож, ярко поблескивавший из-под куска парусины». Так что речь его была честной и вежливой, хоть он и видел, что они приближаются к «Авроре», а «Аврора» приближается к ним. Капитан военного корабля вместо приветствия грубо заорал в рупор: «Прикажите своим людям выйти на палубу!» Капитан китобойца говорит, что услышал, как его люди крикнули ему снизу, что ни за что не сдадутся без кровопролития, и увидел Кинрейда, зарядившего свой пистолет и в любой момент готового выстрелить; он сказал флотскому капитану: «Мы защищенные законом люди, занимавшиеся промыслом в Гренландском море, и вы не имеете права чинить нам препятствия». Но флотский капитан заорал еще громче: «Прикажите своим людям выйти на палубу! Если они вам не подчиняются и вы утратили контроль над своим судном, то я посчитаю, что у вас на борту случился мятеж, и вы сможете подняться на борт „Авроры“ с людьми, которые изъявят желание за вами последовать, а по остальным я открою огонь». Каков, а? Хотел обставить все так, будто капитан не мог справиться с собственным кораблем, а он ему помогал. Но наш шедший из Гренландии капитан не робкого десятка. Он сказал: «На корабле полно жира, и я предупреждаю вас о последствиях стрельбы по нему. Как бы там ни было, пират вы или нет (слово «пират» встало комом у него в горле), а я – честный монксхэйвенец и иду из краев огромных айсбергов и многочисленных смертельных опасностей, но где, слава богу, нет никаких вербовщиков, коими, как я понимаю, вы являетесь». Так он передал мне сказанное, хоть я и не уверен, что в тот миг он говорил с такой же смелостью; все это точно было у него на уме, но, возможно, благоразумие взяло верх, ведь он, по его словам, всей душой молился о том, чтобы любой ценой доставить груз владельцам в целости. Что ж, люди с «Авроры», забравшись на борт «Счастливого случая», громко спросили, могут ли они стрелять в люки, чтобы заставить таким образом команду выйти на палубу; тогда заговорил гарпунер, сказав, что встанет у люков, что у него есть два добрых пистолета и еще кое-что и что на его собственную жизнь ему наплевать, ведь он холостяк, а в трюме у всех есть семьи, и что он прикончит первых двоих, кто сунется к люкам. В общем, мне сказали, что он прикончил двоих, которые туда сунулись, и сразу же нагнулся за китобойным ножом, большим, как серп…

– Можно подумать, что я не знаю, как выглядит китобойный нож! – воскликнул Дэниел. – Я сам по Гренландскому морю ходил.

– Они прострелили ему бок, ударили по голове и отбросили в сторону, посчитав мертвым, после чего стали стрелять в люки, убив одного и выведя из строя двоих, а потом остальные запросили пощады, ведь жить всем хочется, пусть даже на борту королевского судна; а затем «Аврора» увезла их, и раненых, и невредимых; Кинрейда и Дарли они оставили, приняв за мертвых, хотя Кинрейд мертвым не был; капитана и старпома тоже оставили, сочтя их слишком старыми; капитан, который любит Кинрейда как брата, влил рома ему в глотку, перевязал раны и, прибыв в Моксхэйвен, послал за доктором, чтобы тот вытащил из него пули; ведь говорят, что во всем Гренландском море еще не было такого гарпунера; я сам видел, как этот славный парень лежал там, бледный и неподвижный от слабости и потери крови. А вот Дарли мертв как камень; в воскресенье его похоронят так, как в Монксхэйвене никогда никого еще не хоронили… А теперь давай сюда утюг, девочка; не будем больше тратить время на болтовню.

– Это не пустая трата времени, – возразил Дэниел, тяжело передвинувшись в своем кресле и вновь остро ощутив свою беспомощность. – Если бы я был молод… Нет, парень, если бы у меня не было этого поганого ревматизма, полагаю, вербовщики узнали бы, что подобные дела просто так не сходят с рук. Благослови тебя Бог, приятель! Это хуже, чем было в моей юности, выпавшей на Американскую войну, а ведь и тогда дела обстояли довольно паршиво.

– А Кинрейд? – спросила Сильвия и с шумом выдохнула, после того как попыталась осмыслить сказанное.

Пока она слушала историю, на ее щеках играл румянец, а глаза блестели.

– О, он выкарабкается! Он не умрет. В нем еще полно жизни.

– Насколько я понимаю, он – кузен Молли Корни, – сказала Сильвия и еще сильнее покраснела, вспомнив намек подруги на то, что Чарли был для нее не просто кузеном.