Поклонники Сильвии

Даже в нашу просвещенную эпоху в сельской местности мало кто задумывается о мотивации людей и анализирует их поступки, а лет шестьдесят-семьдесят назад такое случалось еще реже. Я не хочу сказать, что вдумчивые люди не читали книг вроде «Самопознания» Мейсона и «Серьезного воззвания» Ло[22] или что последователи Уэсли не практиковали совместные чтения Библии, призванные наставлять слушателей. Однако в целом можно утверждать, что в те времена немногие понимали, кто они, если сравнить их с числом наших современников, осознающих свои добродетели, личные качества, недостатки и слабости и склонных сравнивать себя с другими – не из фарисейства или высокомерия, но руководствуясь живым осознанием своих особенностей, которое в большей степени, чем что бы то ни было, лишает человека свежести и оригинальности.

Впрочем, вернемся к тем, кого мы оставили стоять на пешей тропе, протянувшейся по холмам вдоль дороги, что вела к Хэйтерсбэнку. Сильвия думала о том, как добра была Эстер, согласившаяся посидеть с бедной, прикованной к постели сестрой Дарли, и при этом не испытывала ни малейших угрызений совести из-за того, как в сравнении с этим выглядело ее собственное поведение – поведение девицы, которая пошла в церковь из тщеславия и осталась на похоронах из любопытства и жажды новых впечатлений. Современная девушка осудила бы себя за это, лишившись тем самым простого очищающего удовольствия от восхищения чужим поступком.

Эстер продолжила путь, зашагав по склону холма к расположенному внизу городу. Остальные медленно двинулись в противоположном направлении. Какое-то время они шли в молчании, однако затем тишину нарушила Сильвия:

– Какая же она хорошая!

– Да, это правда, – с теплотой в голосе отозвался ожидавший подобной реакции Филип. – И никто, кроме нас, живущих с ней под одной крышей, об этом не знает.

– Ее мать ведь старая квакерша, не так ли? – поинтересовалась Молли.

– Элис Роуз входит в общество Друзей, если ты об этом, – ответил Филип.

– Да-да, некоторые люди особенные. А Уильям Коулсон – квакер… то есть один из Друзей?

– Да; все они – очень хорошие люди.

– Батюшки! Поверить не могу, что ты беседуешь с грешницами вроде нас с Сильвией, регулярно встречаясь с такими примерами добродетели, – сказала Молли, до сих пор не простившая Филипа за то, что он усомнился в способности Кинрейда убить. – Не правда ли, Сильвия?

Но Сильвия была слишком напряжена для того, чтобы подтрунивать. Быть может, она и пришла в церковь с гораздо более легкомысленным намерением, чем участие в общей молитве, думая лишь о своем плаще, однако, спускаясь по длинной лестнице и взирая на извечное море и древние холмы, являвшие собой разительный контраст со скоротечностью человеческого существования, девушка чувствовала, что на нее внезапно обрушилось осознание реальности жизни и смерти. Ее переполняло торжественное чувство, и она гадала о том, куда отправляются души после смерти, с чувством, к которому примешивался детский страх, что ее душе там места может не хватить. Сильвия представить себе не могла, как людям вновь удается веселиться после похорон. Потому она ответила подруге серьезно и слегка невпопад:

– Интересно, была бы и я такой же хорошей, если бы входила в общество Друзей?

– Просто отдай мне свой плащ, когда станешь квакершей; им нельзя носить красное, так что тебе он будет ни к чему.

– Думаю, ты и так хороша, – произнес Филип мягко – но со сдержанной нежностью, чтобы не смутить девушку.

Были ли тому виной слова Молли или же на Сильвию повлиял тон ее кузена, однако она притихла; впрочем, ни у одного из ее спутников настроение не соответствовало ее собственному, так что причиной молчания Сильвии, скорее всего, стали они оба.

– Люди говорят, Уильям Коулсон заглядывается на Эстер Роуз, – произнесла Молли, выведывавшая в Монксхэйвене свежие сплетни.

Эта фраза прозвучала как утверждение, однако тон был вопросительным, и Филип ответил:

– Да, думаю, она очень ему нравится; но Уильям такой тихоня, что на его счет никогда нельзя быть в чем-то уверенным. Однако, полагаю, Джон и Джеремайя были бы рады их браку.